– Тетка, – с тревогой обратился я к ней. – Не знаешь, с чего вяжут такие свитера?
– С мохеру, сынок, – сказала тетка, оглядев меня с ног до головы. И поинтересовалась на всякий случай: – Кафе «Ивушка» сегодня работает?
– Не знаю, красавица, – не знал я. – Ты мне лучше скажи, что это за такой мохер?
– Мохер он и есть мохер, – объяснила веселая москвичка, удачно метнув окурок в урну.
– Он что, на дереве растет, твой мохер?
– Не на дереве, а вяжут из собачьей шерсти. Понял? Из английских собак колли. Понял? А у меня тоже есть мохеровый шарф, – похвасталась она. – Но я его дала поносить одной подруге. Ей сейчас нужнее. Понял? Кафе «Ивушка» не знаешь, говоришь? А шашлычную «Казбек» у Никитских ворот знаешь?
Но я уже не слушал приставалу. Я был потрясен. Надо же! Из английских собак! Господи! Да это же и представить себе невозможно!
В Англии бегают собаки, их ловят, стригут, и вот стоит себе на Арбате простой человек и как ни в чем не бывало торгует газетами.
– Как? Как ты добился успеха? Научи! Ведь если ты, будучи будочником, заработал столько чудес, то я, закончив институт и умудренный твоим опытом, буду иметь 10 таких свитеров и 25 транзисторов. Научи! Спаси! Я, рыдая, припаду к твоим замшевым сапогам. И Инквизиция не будет пользоваться услугами неизвестного и сомнительного Гундика! – снова зашевелил я губами. И крикнул:
– Я научусь! Я – талантливый!
И крикнул. Кровь закипела в моих жилах. Я высоко поднял голову и гордо шагнул в будущее, куда тащусь и до сих пор.
ЕДИНСТВЕННЫЙ ИНСТРУМЕНТ
Допустим, это называется тихая вечеринка. Когда на столе стоят бутылки, рюмки, стопочки. Жареная картошка остыла, огурцы сморщились, колбасу и селедку съели. Молодые люди с высшим и средним специальным образованием беседуют о прогнозах. Девушки танцевать желают. Остряк Лепа тридцати двух лет острит, кричит, подслушивает и интригует. А магнитофон исполняет что-то такое шибко задушевное.
И вот на подобной тихой вечериночке один человек горько и искренне говорил такие слова, обращаясь немного ко всем, а в частности к своим ближайшим соседям:
– У меня в голове нет ни одной оригинальной мысли. Ни о вечности, ни о любви. Никаких выводов я тоже делать не могу. Не умею. Я только лишь могу описывать, да и то иногда плохо. У меня нет и следа какой-либо профессионализации…
– А ты в литературный институт поступи, – немедленно влез Лепа, сверкая стальными зубами. – …и следа какой-либо профессионализации. Каждый, внимательно изучивший любое из моих стихотворений, ясно поймет, что я почти везде кривляюсь. Я, конечно, могу исполнить фугу Баха, ибо я – талантлив. Но я исполняю ее на визгливой гармошке. Визгливая гармошка – это единственный инструмент, которым я владею…
Лепа молчал, поедая внезапно обнаруженный гриб, маринованный опенок.
– Единственный инструмент. В этом счастье и несчастье мое. Счастье в том, что никакой другой дурак больше не додумается до столь идиотского исполнения. Скорей в музыкальную школу пойдет и выучится хоть… бренчать, что ли. На рояле. А несчастье – что всерьез-то не принимается гармошка! Да и как ее принимать всерьез – визгливую, хрипатую, истеричную. Но в ней душа…
– Ксанф! Пойди выпей море! – вдруг неожиданно сморозил Лепа, наконец-то расправившийся с грибом.
А к чему сморозил? Зачем? Вследствие какой логической связи? И сам не знал, и никто не знал. Глупость – непознаваема.
Но все захохотали. Хохотали, хоть и прекрасно были осведомлены, что не свеж Лепа умом, далеко не свеж. А хохотали.
Тут, кстати, и магнитофон разошелся. Пары пустились в пляс. Сочинитель сник и не смотрел на соседей.
А в соседях у него была девушка с блестящими от волнения глазами. Пышные волосы ее черным потоком заливали бледное лицо. Девушка облизывала розовым язычком алые пухлые губы, чтобы они блестели, как глаза.
Красавица тихонько тронула рассказчика за пиджак.
– Какой вы смешной! – прошептала она. – Вы такой необычный! Пойдемте танцевать!
– Ну, я не танцую! – приободрился рассказчик.
– Понимаю, понимаю, – шептала девушка. И все облизывалась, облизывалась. А рассказчик уже вновь был бодр. Он наклонился к соседке.
– Вы, конечно, помните эти строки?
И мы бесконечно тонули, Стремяся от влаги к земле, – И звезды невольно шепнули, Что мы утонули во мгле
Девушка молчала, пораженная.
– Бальмонт, – сказал рассказчик. – Это есть такой почти забытый поэт Константин Бальмонт…
Да! Рассказчик-то этот, видать, оказывается, тоже далеко не фрайер! Рассказчик-то этот, видать, тоже твердо стоит на ногах и своего не упустит. Шустрый нынче народец пошел, нечего и говорить! Весь вопрос только в том, что кому надо.
ГЛАВНЫЙ ГЕРОЙ
Как-то раз вечерком на одной тихой квартирке происходила ужаснейшая вещь. Там соблазняли девушку. Ясным огнем горел лик телевизора. Было полутемно. На столе стояла выпивка, закуска и конфеты. Из телевизора выходила на простор пьеса театра «Современник».
Соблазнителей было двое. Один – интеллигентный Самграфов. Худой и холерик. Брызгал изо рта слюной.
Второй же, по фамилии Месин, тоже считался интеллигентным, но тщательно это скрывал, выдавая себя за жуткого человека.
Соблазнители действовали оба своими разными методами.
– Старуха! Обрати внимание, какая тонкая режиссура! – орал Самграфов, тыкая пальцем в трансляцию из «Современника», а левую руку укладывая соблазняемой на плечо, и чтоб кисть обязательно свисала вперед.
– Брось ты это дело. Пошли лучше сразу спать. Я очень понимаю в этом толк, – говорил девушке Месин и свои руки держал при себе.
Но девушка была чрезвычайно хороша собой. Она состояла из длинных рук и длинных ног. Она сидела в кресле и очень много думала, как ей жить дальше. Она думала, думала, а потом из кресла встала вон, начисто отметая и Самграфова и Месина. Она сказала так:
– Это все, конечно, хорошо. Но вы оба не можете быть. Вы есть, и благодарите нашего Иисуса Христа хотя бы за это. И поймите, что я не хочу вас ничем обидеть, а просто должен быть другой человек, главный герой, и он несомненно будет.
И действительно, тут по совпадению сразу зазвонили, открылась дверь, и заявился некий покачивающийся, который снял ботинки и, оставшись в одних носках, уселся в кресло, закрыв глаза. Села и девушка на диванчик, поджав коленки и глядя по углам.
Самграфов сразу было сунулся к пришельцу.
– Привет, старик! Как тебя зовут? Я не помню. Мы вместе с тобой смотрели кино «Фокусник» по Володину.
