за нами с самого Парижа. Я его сразу узнал.
Сзади послышались шаги, и в комнату вошел бледный Якобсон. Он молча смотрел на Дронго.
– Вот именно, – сказал Дронго, – кажется, вы говорили, что любая женщина хочет лечь под нашего маэстро. Вот эта женщина, мистер Якобсон, хотела уложить маэстро одного. Я правильно выражаюсь по- английски?
Глава 27
В этот вечер концерт состоялся точно по расписанию. Маэстро сидел в ложе, и никто не замечал необыкновенного цвета его лица. Но на приветственные крики и бурю восторженных аплодисментов, как всегда, мастерски организованных Якобсоном, маэстро реагировал как-то вяло, лишь дважды поклонившись своим почитателям.
После случившегося Рэнди был в ужасном настроении, сознавая, что едва не стал жертвой хладнокровного убийства. Шварцман искусно сыграл на его страсти к женщинам. Каким-то образом сумел, очевидно, от кого-то из служащих отеля узнать, что вчера у мистера Осинского была молодая женщина и случился довольно неприятный инцидент, когда кто-то, ворвавшийся в номер, помешал их свиданию.
И Ястреб решил повторить сцену свидания, ясно сознавая, что на этот раз охранники будут не столь придирчивы. Ему почти удался этот трюк с переодеванием гомосексуалиста Антонио, для которого сыграть женщину было истинным удовольствием. Если бы не бдительность Дронго! Он точно прострелил ему руку, даже раздробив кость.
Полиция арестовала раненого Антонио и увезла в тюремную больницу. Но показания ничего не дали. Он даже не знал точного местонахождения Ястреба. Там, где они раньше останавливались, Шварцмана уже не было, а куда он мог исчезнуть, Антонио не представлял. Тем не менее Дронго твердо решил присутствовать на его допросе, чтобы узнать другие подробности о Шварцмане.
Вечером после концерта перепуганного Рэнди посадили в автомобиль и увезли в отель. Ему нужно было прийти в себя. И Барбара, морщась от презрения и брезгливости, согласилась посидеть в гостиной, чтобы не оставлять находившегося в своеобразном шоке Рэнди Александера одного.
– Я останусь здесь, – сказала женщина. – Нужно ему еще показать телеграмму. Пусть порадуется. Телеграмму с соболезнованиями о смерти Мартина прислал из Вашингтона сенатор Доул.
– Доул? – переспросил Дронго и, словно отвечая сам себе, кивнул: – Конечно, Доул. Он ведь друг и земляк нашего маэстро.
И он повернулся, собираясь уйти. Но тут Якобсон неожиданно попросил его спуститься вместе с ним в бар. Это было само по себе достаточно впечатляюще. Менеджер почти никогда не пил. Он прекрасно знал, что Дронго также не любитель спиртных напитков. Но тем не менее Дронго решил пойти с менеджером в бар, понимая, что предстоит важный разговор.
Они спустились на первый этаж, прошли галерею и поднялись по ступенькам в бар, где в этот поздний час было мало посетителей. Якобсон остался верен себе и здесь. Он заказал апельсиновый сок, даже не спросив у Дронго, словно заранее зная, что тот согласится. И лишь когда официант, поставив на стол два высоких стакана, отошел от них, негромко сказал:
– Я хотел извиниться перед вами.
– Ничего, – отмахнулся Дронго, – я привык к этому. Все как обычно.
– Честно говоря, я думал, что меня трудно удивить. Но вы меня удивили. Вернее, даже не вы, а ваш нестандартный образ мышления. Я даже не мог предположить, что подобное возможно. Этот Шварцман не ястреб, а настоящая змея. Хитрая, скользкая и очень коварная.
– Он профессиональный убийца, – уточнил Дронго, – а я профессиональный аналитик. Значит, он обязан придумывать различные способы убийства, а я обязан их предугадывать. По-моему, все правильно. Вы ведь тоже прекрасно знаете свое дело… – он специально выдержал паузу и закончил: —…менеджера композиторов. Вернее, знаете, как из них делать гениев.
Якобсон оценил паузу. Он улыбнулся.
– Вам не нравится музыка Джорджа Осинского? – Он, не мигая, смотрел на Дронго.
Тот выдержал этот взгляд.
– Не нравится, – сказал он, – если честно, то я совсем не большой поклонник его несколько экстравагантной музыки.
Якобсон ничего не ответил. Просто молча поднял свой стакан и, не сводя немигающих глаз со своего собеседника, выпил весь сок. Затем сказал:
– От вас и не требовалось любить музыку нашего маэстро. Вы должны только обеспечивать его безопасность.
– Безопасность Рэнди, – терпеливо напомнил Дронго, – вы забыли.
– Я не забыл. Рэнди сейчас исполняет роль Осинского. Значит, для всех он и есть настоящий Джордж Осинский. И мы не можем допустить, чтобы его убили на глазах у всех. Иначе как мы объясним журналистам, зачем решили подменить настоящего Осинского его двойником?
Дронго молчал. Он просто старался выдержать пристальный взгляд Песаха Якобсона.
– Он не успокоится, – убежденно сказал Дронго, – он как нацеленная стрела – остановиться не может. Либо попасть в цель, либо разбиться, иного пути он не признает.
– Вы меня не успокоили, – раздраженно заметил Якобсон, подзывая официанта. – Дайте нам два виски, – попросил он.
Дронго удивленно посмотрел на менеджера. Кажется, он действительно сегодня несколько выбит из колеи. Официант быстро принес требуемое, поставив пузатые стаканы, и так же быстро отошел. Якобсон поднял свой стакан и залпом выпил содержимое. Льдинки ударились о стенки стакана, легко зазвенев. Чуть отдышавшись, Якобсон заговорил:
– Дело в том, что нас действительно очень волнует этот случай. Прежде всего мы хотим понять, почему Ястреб получил такое задание? Почему он должен убить Осинского? Кому и почему мешает композитор, никого в жизни не обидевший?
– А вы действительно этого не знаете? – спросил Дронго, не притрагиваясь к стакану с виски.
Якобсон нахмурился.
– Что вы хотите сказать?
– Я просто спросил.
– Вы уже догадались, – понял Якобсон, – этого следовало ожидать. Такого аналитика, как вы, нельзя иметь рядом с собой. Это довольно опасно.
– Я понял все уже в Париже. Последние события только подтвердили мою правоту. Насколько я знаю, после первичных выборов в Южной Каролине сенатор Доул впервые вышел в лидеры. Через два дня пройдут решающие «праймериз» в Огайо, Иллинойсе, Мичигане. Думаю, тогда станет ясно, что сенатор Доул побеждает соперников и будет выдвинут на республиканском съезде кандидатом в президенты США, – произнес Дронго.
Якобсон даже оглянулся.
– Не нужно так громко говорить, – попросил он.
– Мы можем подняться в ваш номер, – предложил Дронго. – У вас нет скэллера?
– У меня он в кармане, – кивнул Якобсон, – просто я боюсь, что нас могут услышать.
– Значит, я прав. Сенатор Боб Доул. Будущий кандидат в президенты США. Главная цель вашего Фонда. У вас работают просто потрясающие аналитики.
– Идемте, – поднялся Якобсон, – поговорим лучше в галерее. Я думаю, там будет удобнее.
Дронго, так и не притронувшийся к своему виски, вышел первым. Якобсон подписал счет за выпитое в баре и вышел следом. В арт-галерее он догнал Дронго.
– Вы действительно давно догадались обо всем? Или только сейчас?
– В Париже. Когда вы предложили мне уехать после первичных выборов в Нью-Гэмпшире, где сенатор Доул неожиданно проиграл выборы своему основному сопернику Пэту Бьюкенену. Тогда вы решили, что ваша игра провалилась, и даже посоветовали мне уехать. Но на следующий день, когда все встало на свои
