– Да, именно так, – подтвердил Бергер. – Апс был смертельно болен, но к врачам после постановки диагноза не обращался: считал бесполезным сложное лечение в столь преклонном возрасте. К тому же жить ни в ельцинской России, ни в «свободной Латвии» он не хотел. Поэтому предложил отцу воспользоваться его документами: они были примерно одного возраста, к тому же люди одинакового телосложения и типа лица. Словом, к старости стали похожи. Так и сделали: отец поселился в квартире Апса, а тот переехал ко мне. В многоквартирном доме соседи мало общаются друг с другом, к тому же дом находился в хорошем месте, многие стали приватизировать и продавать квартиры, чтобы улучшить материальное положение. В итоге за короткое время большая часть жильцов сменилась. Так что обмен прошел незаметно для других. Когда Апс умер, я похоронил его на Немецком кладбище в Москве под именем Вальтера Бергера. Никто ни в чем не усомнился. После этого отец продал квартиру Апса, передал большую часть денег в фонд помощи жертвам нацизма, а сам купил дом в этой деревне и переехал жить сюда под именем Апса. Ну а когда умер и он, я поставил на его могиле крест с его настоящим именем, рассудив, что до этого никому нет дела. Оказалось, что я все-таки ошибся. Наверное, случайность? Почему вы заинтересовались его могилой?
– Об этом я расскажу несколько позже, – пообещал Тавров. – А пока объясните: почему ваш отец поехал доживать свой век именно в эту деревню?
– Отец сказал, что в 1943 году должен был умереть именно в этой деревне: его собирались расстрелять партизаны, в засаду которых он попал вместе со своей зондеркомандой, – объяснил Бергер. – Он считал, что ему повезло: староста деревни, сотрудничавший с партизанами, уговорил командира партизан оставить отца в живых и отправить в Москву как важный источник информации. Отец хотел увидеть этого человека или его потомков, чтобы поблагодарить за подаренную жизнь и узнать: может ли он что-нибудь для них сделать? И еще: раз он полагал, что именно здесь должен был умереть полвека назад и лишь стечение обстоятельств помешало этому, то надо вернуться к истокам. Как он говорил, «замкнуть петлю времени».
– Замкнуть петлю времени? – переспросил Скавронов. – Что он имел в виду?
– Думаю, не более того, что говорил, – пожал плечами Бергер. – Он считал, что остался жив для выполнения какой-то миссии, но так и не понял, выполнил ее или нет. Потому и решил вернуться сюда и умереть: именно это он и называл «петлей времени».
– А в каких отношениях он был с сыном Федорова, то есть старосты, который спас его от расстрела? – спросил Тавров.
– Они были большие приятели! – уверенно ответил Бергер. – Дело в том, что староста перед смертью рассказал своему сыну о немце, которого спас. Он сказал: «Если спасаешь человека от смерти, то берешь на себя ответственность не только за его будущие грехи, но и за его прошлое». Звучит странно, но сказал он именно так, во всяком случае, так утверждал его сын, которого все здесь звали Федун. Еще интереснее, что старик Федоров был уверен: мой отец обязательно приедет. Так и сказал Федуну: «Приедет немец, прими его как родного, а он все тебе расскажет».
– Что именно расскажет? – насторожился Скавронов.
– Вот этого я не знаю! – развел руками Бергер. – Мне эти слова передал Федун, но объяснять не стал, а я не спрашивал… Не до вопросов мне было: главное для меня тогда было убедиться, что моему отцу будет хорошо в деревне и никто его здесь не обидит. Понимаете, ведь жители могли узнать, что он бывший офицер зондеркоманды, оставившей здесь о себе очень недобрую память.
– И не обижали? – поинтересовался Тавров.
– Нет, что вы! – воскликнул Бергер и тут же пояснил: – Ведь его считали ветераном войны, советским офицером латышской национальности. О том, кто он в действительности, знал только Федун, но он молчал.
– Понятно, – кивнул Тавров. – И последний вопрос: вы когда-нибудь видели у отца перстень из металла, напоминающего железо, имеющий печатку с рисунком в виде пентакля? Виталик, будь добр, покажи!
Скавронов достал листок бумаги с рисунком, сведенным с камня на Чертовой пасти, и положил перед немцем. Тот внимательно рассмотрел изображение и отрицательно покачал головой.
– Ну, может, он просто упоминал о подобном предмете? – с надеждой допытывался Тавров.
– Нет, я никогда не видел и не слышал ничего о перстне с таким рисунком! – решительно отказался Бергер. – Отец точно не говорил ни о чем подобном.
– А Федун? – спросил Скавронов. – Федун о перстне ничего не говорил?
– Нет, мы вообще мало общались с Федуном во время моих кратких приездов, – признался Бергер. – Простите, у вас все? Мне действительно пора ехать!
– Да, конечно… То есть одну минуту! Еще один вопрос, – вспомнил Тавров. – Вы никогда не встречали высокого худощавого старика с лицом, похожим на Вольфа Мессинга?
– Простите, на кого? – удивился Бергер. Он явно не знал ничего о Вольфе Мессинге.
– Леша! – обратился Тавров к спутнику Бергера. – Когда приедете в Москву, тут же найди в Интернете и покажи господину Бергеру фотографию Вольфа Мессинга. Причем ту, где он уже в преклонном возрасте. Пусть постарается вспомнить: не встречал ли он высокого худого старика с таким лицом, особенно в последние полгода? Это очень важно!
– Понял, Валерий Иванович! – заверил Леша. – Сделаем!
– Тогда все! Не смею вас больше задерживать! – сказал Тавров.
– Может, все-таки отобедаете? – встрял гостеприимный Зверев. – Ушицу такую вы в Москве даже в лучшем ресторане ни за какие деньги не отведаете!
Леша учуял запах ухи, заколебался и вопросительно, почти умоляюще, взглянул на Бергера. Но железный немец не дрогнул, вежливо отклонил предложение и решительно вышел во двор. Леша грустно вздохнул и обреченно поплелся следом за ним. Проходя мимо Таврова, журналист вполголоса бросил с досадой:
– Ни хрена немчура в смысле жизни не понимает! Побывать здесь – и свежайшей ухи не отведать?! И эти люди пытаются учить нас, как жить!!! Убогие!
Тавров сочувственно похлопал его по плечу.
– Вот, пожалуйста! – раздраженно заметил Скавронов. – И что мы выяснили? Что покойный Вальтер Бехер присвоил и продал квартиру Апса? А о перстне так и не узнали ничего! Что, если привлечь этого Фридриха Бергера к ответственности за соучастие в присвоении выморочной недвижимости? Может быть, это освежит его память?
– Виталий! Я же дал слово! – укоризненно воскликнул Тавров. – Я не дам показаний против Бергера, так что тогда и меня привлекай!
– Да ладно! – с досадой отмахнулся Скавронов. – Это я с горя предложил. Не берите в голову!
В сенях вдруг послышался грохот и характерный звук пустого ведра, которое сильно пнули ногой. Дверь в сени распахнулась, в комнату ввалился Леша.
– Извините, Валерий Иванович! Я было совсем забыл, но как вы завели разговор про перстень, то сразу вспомнил! – торопливо выпалил он. – Я уже запустил поиск по Вегенеру, как только что-нибудь прояснится, тут же вас извещу.
– Какой Вегенер? – не понял Тавров. – Ты о чем?
– Перстень, Валерий Иванович! Я нашел упоминание о перстне, который оберштурмфюрер Бехер отобрал у еврея. Вот здесь перевод документа, который я обнаружил в архивах СД Имперского комиссариата «Остланд». Прочитаете и все поймете. Пока!
Леша торопливо сунул в руку Таврову свернутый вчетверо листок бумаги и выбежал из комнаты. В сенях снова раздались грохот ведра и Лешина ругань. Затем со двора донесся шум отъезжающей машины.
– Все, уехали! – прокомментировал Скавронов, глядя в окно. Он повернулся к Таврову и с любопытством спросил: – Что это вам Леша сунул? Давайте посмотрим!
Тавров развернул листок. Там обнаружился текст, отпечатанный на лазерном принтере.
«Валерий Иванович! В тему вашей просьбы мне удалось обнаружить любопытный документ, который вас наверняка заинтересует. Это рапорт начальника отделения СД города Порхова Генеральному комиссару полиции безопасности и СД Генерального округа «Эстония» СС-штандартенфюреру Занбергеру».
