— Пришел! — шепотом сказал Патмосов, поднимая палец. — Теперь внимание! Пожалуйста, дорогой, — обратился он к Сергею Филипповичу, — воздержитесь от всяких возгласов. Вот дырка. Взгляните и, если увидите женщину, скажите, Дьякова это или нет. Сапоги лучше снять.
Прохоров снял сапоги, подошел к стене и жадно приник глазом к просверленному отверстию. В ту же минуту он обернулся к Патмосову с взволнованным лицом и трижды кивнул ему головою.
— Отлично, — шепотом сказал Борис Романович и подошел к другому отверстию. — Теперь внимание!
И они оба замерли, в то время как Алехин в ожидании налил шестой стакан чая.
XXI
ЖЕРТВА ВЫРВАНА
Дьякова сидела в кресле у письменного стола, одетая в изящный байковый капот со шнурами. В ней нельзя было узнать прежнюю молодую красавицу; она с немой покорностью смотрела пред собою; ни одно движение не выдавало ее волнения или чувств. Раздался стук в дверь. Она подошла, повернула в двери ключ, и Прохоров невольно содрогнулся, увидев вошедшего Чемизова в форме инженера.
— Ты только что встала? — спросил последний Елену Семеновну.
— Да.
— Чай пила? Нет? Ну, так распорядись чаем!
Негодяй разделся. Дьякова позвонила прислуге и, когда вошла Таня, сказала равнодушным голосом:
— Приготовьте чай и сходите за булками.
— Как ты провела ночь? — спросил Чемизов, целуя руки молодой женщины.
Слабая улыбка мелькнула на ее губах.
— Я спала крепко и хорошо, — ответила она. — Ты сегодня проведешь со мною весь день?
— Весь день, моя дорогая. А завтра мы уедем с тобою в Крым.
Лицо Дьяковой немного оживилось.
— Я не знаю отчего, — сказала она, вяло проводя по лицу бледною рукою, — но чувствую себя все время совершенно утомленной и обессиленной. Мне даже начинают казаться забавные вещи. Вдруг горничная называет меня Вассой Алексеевной. Я поправила ее три раза и сказала: 'Зови меня Елена Семеновна', — а она опять: 'Васса Алексеевна'.
— Она глупая, — сказал Чемизов. — Вероятно, эта Васса жила здесь долго, и она привыкла.
Таня принесла чай, булки, масло и сахар и вышла.
Чемизов придвинулся к Дьяковой, взял ее руки и устремил на нее взгляд. Прохорову стало страшно. Он смотрел в щелку, сжимая кулаки. Чемизов вдруг резко сказал: 'Спи!' Голова Дьяковой откинулась к спинке кресла, и руки повисли вдоль тела. Чемизов подержал их, потом выпустил и стал говорить тихим, внятным голосом:
— Ты все еще не хочешь подчиниться моим приказаниям. Ты меня слышишь?
— Слышу, — произнесла Дьякова.
— Запомни же: ты — не Дьякова, ты — не Елена Семеновна, ты — Томилина, вдова статского советника, Васса Алексеевна. Запомнила? Так, повтори!
— Я — Томилина, Васса Алексеевна, вдова статского советника.
— Так! Теперь слушай! Когда ты проснешься, то должна подписать мне обещанную дарственную на имение, но когда будешь подписывать, то опять станешь Дьяковой. Что ты должна сделать?
— Я должна подписать тебе дарственную на свое имение Отрадное и снова быть Дьяковой.
— Мы после поедем с тобою к нотариусу, и там ты скрепишь свою подпись.
— Да.
Чемизов снова взял руки молодой женщины, похлопал по ним, дунул в ее лицо и сказал:
— Проснись!
Елена Семеновна тяжело вздохнула, раскрыла глаза и вяло оглянулась.
Чемизов уже сидел в небрежной позе, куря папиросу, и как ни в чем не бывало произнес:
— Что же, моя милая, давай пить чай, а потом я поеду.
— Ах, я о чем-то задумалась, — сказала Дьякова, проводя рукою по лицу. — Прости, милый, про чай я совсем забыла.
Она поднялась и медленно пошла к столу.
Прохоров перевел дыхание и вытер платком покрывшийся потом лоб. Патмосов строго погрозил ему пальцем. Сергей Филиппович снова приник к отверстию и, не видя Дьяковой, услышал ее слабый голос:
— Ты привез с собою бумагу?
— Да, это — твоя прихоть: дарственная запись… Привез… А что? — беспечно сказал Чемизов.
— Я хочу подписать ее. Ты повезешь ее к нотариусу, а потом мы поедем вместе и закрепим ее.
— Надо ли это, милая? Я люблю тебя и без этих подарков.
— Нет, нет! Если ты любишь меня, то должен принять. Мне хочется быть бедной, бедной… нищей и принадлежать только одному тебе.
— Забавная! Ну, хорошо; вот бумага. Иди, подпиши.
Прохоров увидел следующее: Чемизов подошел к столу и, не скрывая торжествующей улыбки, положил развернутую бумагу, обмакнул перо в чернильницу и протянул его Дьяковой. Та подошла расслабленной походкой, опустилась в кресло и взяла перо. Чемизов наклонился и положил руку на ее обнаженную шею.
— Здесь? — спросила Дьякова, указывая на бумагу.
— Здесь, — ответил Чемизов. — Пиши: 'Вдова купца первой гильдии, Елена Семеновна Дьякова'. Все.
Он нагнулся и крепко поцеловал молодую женщину. Она обняла его шею.
Прохоров откачнулся от стены и, бессильный, прислонился к комоду. Патмосов успокаивающе положил на его плечо руку.
— Ну, я поеду, — раздался бодрый голос Чемизова, — много через час я приеду за тобою. Ты одевайся и жди. Потом — обедать, а завтра в Крым.
— Приезжай скорее, мой милый! — проговорила Дьякова, не поднимаясь с кресла.
Хлопнула дверь, раздались торопливые шаги.
— За ним! — сказал Патмосов Алехину, который уже надевал пальто и держал в руках шапку.
Константин Иванович стремительно вышел. Патмосов выглянул в коридор и позвал Пафнутьева:
— Не жалей денег, поезжай к Переверзеву и вези его сюда. Он ждет.
— Я уже заказал автомобиль. Обернусь мигом!
Патмосов вернулся к Прохорову:
— Пойдемте к ней! Сейчас приедет доктор.
— Идемте, — весь дрожа, ответил Сергей Филиппович.
Прохоров распахнул дверь соседнего- номера. Дьякова сидела неподвижно. Сергей Филиппович подошел к ней и громко воскликнул, стараясь сделать радостное лицо:
— Елена Семеновна, вот не ожидал встретить вас!
Дьякова подняла на него безучастный взгляд. Ее лицо выразило удивление, она приподнялась и спросила:
— Что вам угодно? Про какую Елену Семеновну вы говорите?
— Про вас, — сказал Прохоров.
— Вы ошиблись. Я — Васса Алексеевна Томилина.
— Вы не узнаете меня? Я — Прохоров… Сергей Филиппович Прохоров, которого вы обещали позвать к себе, если вам будет грозить опасность. Неужели вы позабыли?
