* * *

Сменив меня, теперь другие опишут царственную Русь, а я очнусь от ностальгии и с Палестиной разберусь.

Забавно мне, что в те же годы, когда я писал эти стишки, не веря, что такое счастье как свобода - может наступить даже в России, были поэты, заклинавшие Бога (и православного, и Бога вообще), чтоб ничего не изменилось. Ужасно интересно вспоминать сегодня один трогательный стих того времени достославного Станислава Куняева:

От объятий швейцарского банка, что мечтает зажать нас в горсти, ты спаси нас, родная Лубянка, больше нас никому не спасти.

Я теперь часто читаю этот стих на выступлениях, и мне со сцены ясно видно, что не только смех высветляет лица зрителей, но и какая-то тёплая ностальгическая дымка - так, наверно, запах костра влияет на все чувства бывшего заядлого туриста. Очень пахнет нашим прошлым этот стих, а в любом минувшем совершенно независимо от его качества содержится неуловимая приятность. Я же лично - вспоминаю сразу чьё-то дивное двустишие по поводу как раз этого стиха:

Вчера читал Куняева мне нравится хуйня его.

И общий смех сдувает эту тёплую волну приятства.

Ужасно глупо, разумеется, начинять собственную книжку чужими стихами, но придётся мне украсить эту главу гениальным (иного слова нет, и потому обидно мне вдвойне) четверостишием о том же времени поэта Фомичева (а если спутал я фамилию, прошу прощения, не записал). Думаю, что от такого четверостишия не отказался бы и Тютчев, хотя побрезговал бы его писать.

Пустеет в поле борозда, наглеет в городе делец, желтеет красная звезда, у ней растёт шестой конец.

Уже пятнадцать с лишком лет прошло с поры, как я писал стишки, приведенные тут в начале, но странная и грустная созвучность этих виршей дню сегодняшнему (если я не ошибаюсь, разумеется) заставила меня, презревши лень, восстановить и некую давным-давно написанную мной поэму. Когда явился на российском небосводе новый, явно долгоиграющий президент, я вспомнил вдруг, что я уже некогда пытался описать чувства, что возникли ныне в моей пустой (и потому отзывчивой для современности) голове. А так как я в те годы писал только о евреях, то поэма эта даже и названием своим (точней двумя) привязана к любимой мною русской литературе.

СКАЗКА О ЦАРЕ НАТАНЕ, или БЕДНЫЙ ВСАДНИК

Посвящается актёрам Всероссийского Гастрольно-концертного Объединения (ВГКО)

Где море лижет горы, невидимый врагам возрос огромный город, прижатый к берегам. Дома из камня белого о прочности поют, мужчины сделки делают, а женщины - уют. Снабженцы с сигаретами толпятся на трамвай, висят листы с декретами: 'Купив - перепродай!' Сопят младенцы в садике, раввины спят в метро, сидят седые цадики в справочных бюро. Бесплатные советы желающим дают, петраркины сонеты страдающим поют. На стыке главных улиц в неоновом огне сидит верховный Пуриц на вздыбленном коне. Всеобщим, тайным, равным любить и устрашать он выбран самым главным, чтоб город украшать. Но полон день заботами, справляться нелегко, и всадником работает актёр ВГКО. По лысине и гриму стекает мелкий дождь... Спешат евреи мимо, сидит промокший вождь. А из окошка рядом пылает нервный свет: за каменной оградой галдит Большой Совет.
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату