Я вспоминаю наш утренний разговор с Луизой. Вряд ли ей придется по душе, если я расскажу Соне, как она ревнует.
— А почему ты спрашиваешь?
Соня хмурит лоб, пытаясь подобрать слова.
— Мне кажется, ее что-то гнетет. Ты разве не чувствуешь?
Вся в замешательстве, я думаю, как бы успокоить Соню, не предав доверия Луизы.
— Возможно, но мы ведь весь день напролет в седле, а во время езды разговаривать трудно, особенно в таком жутком тумане. А кроме того…
— Да?
— Ну, понимаешь, Соня, мы с тобой неразлучны уже целый год. Наверное, Луиза ощущает себя брошенной и забытой.
Соня прикусывает нижнюю губу — она так всегда делает, когда обдумывает какой-то важный вопрос и пытается поаккуратнее сформулировать свое мнение.
— Возможно. А если за этим кроется нечто большее?
— Например?
Соня устремляет взор на своды палатки, потом поворачивается ко мне в царящей вокруг темноте.
— А тебе не кажется… ну…
— Что? Что «кажется»?
Она тяжело вздыхает.
— Да я все думаю — помнишь, как Вирджиния однажды сказала, мол, падшие души ни перед чем не остановятся, лишь бы внести меж нас разлад?
Ей не требуется договаривать. Я и так знаю, что она имеет в виду.
— Соня, — негромко произношу я, выгадывая хоть немного времени. — Соня, я знаю, падшие души повсюду. Знаю. Однако ничего нельзя поделать с тем, что в этих туманных и мрачных лесах нам всем не по себе.
Соня перехватывает мой взгляд.
— Понятно? — спрашиваю я.
Она кивает.
— Да, Лия. Понятно.
Луиза возвращается в палатку задолго после того, как Соня притихла. Она бесшумно забирается под одеяло и устраивается поудобнее. Так хочется окликнуть ее, задать вопрос о том, что волнует Соню! Я молчу. Не хочу придавать вероятности Сониным страхам, выражая их вслух.
— Сегодня нам предстоит переход, — хладнокровно сообщает Эдмунд перед выездом, уже сидя в седле.
— Какой еще переход? — спрашивает Луиза.
Эдмунд смотрит куда-то в туман, что по-прежнему нависает у меня над плечами, точно толстая войлочная накидка.
— Переход между нашим миром и Иномирьями. В тот мир, где расположен Алтус.
Я киваю, как будто мне прекрасно известно, о чем идет речь. На самом деле — вовсе нет, но нельзя и сказать, что я пропускаю его слова мимо ушей. Я чувствую перемены в ветре. Чувствую их по мере того, как мы едем все глубже и глубже в лес. Чувствую, просыпаясь утром после обрывочного сна, все еще слыша топоток странных многоногих существ, что рыскали вокруг нашей палатки в моих сновидениях. Чувствую ничуть не меньше, чем Эдмунд, ведущий нас все вперед и вперед под пологом леса.
День тянется медленно. Время от времени Соня начинает нервно болтать, а Луиза все больше отмалчивается. Наконец Эдмунд находит место, чтобы поесть и наполнить свежей водой фляги. Как уже вошло в обыкновение, он занимается лошадьми, а я вытаскиваю из вьюков припасы. Мы едим в дружеском молчании, и тут вдруг я слышу… Точнее, не совсем так. Мне кажется, будто я слышу — но это скорее ощущение, тихий шепот интуиции: кто-то идет сюда. Сперва я думала, мне примерещилось.
А потом оглядываюсь по сторонам.
Эдмунд словно окаменел на месте и неотрывно глядит в лес. Даже Соня с Луизой замерли, устремив взоры в ту же сторону.
Глядя на них, я понимаю, что и они почуяли, как к нам через чащу движутся какие-то существа. И теперь это не сон.
9
— Садитесь на коней — и за мной. Живо, — цедит Эдмунд, почти не разжимая губ. — Что бы ни произошло — не останавливайтесь. Ни за что не останавливайтесь, пока я не скажу.
Миг — и сам он в седле, по-прежнему не сводя глаз с леса за нашими спинами. Мы следуем его примеру, хотя двигаемся куда как медленнее и тише, а ведь я никогда не думала, что так шумлю, залезая на коня.
Когда мы были готовы, Эдмунд развернул коня в ту сторону, куда лежит наш путь, и без единого слова срывается с места. Наши лошади мгновенно пускаются следом, как будто им передалось некое тайное знание о том, как дорога сейчас каждая секунда — их даже не пришлось понукать.
Наш маленький отряд молнией несется по лесу. Я понятия не имею, в какую сторону мы движемся, по-прежнему ли держим курс на Алтус, однако Эдмунд без колебаний ведет нас через лес. И кто знает, уверен ли он, что мы скачем в нужную сторону, или его так ужасает преследующая нас тварь, что он больше не боится сбиться с пути. Да это и неважно.
Мы несемся через лес столь стремительно, что мне приходится пригибаться к самой шее Сарджента. Ветки и сучья цепляют за волосы, впиваются в кожу. Я не обращаю на это внимания. Всей защиты у меня — лук да мамин кинжал. И скорее всего, сейчас, в этой скачке, на кону стоит моя жизнь, однако почему-то я вовсе не ощущаю холодных иголочек страха под кожей.
Реку я слышу раньше, чем вижу. Этот звук мне никогда не забыть. Как только впереди блеснула речная волна, я радуюсь, что Эдмунд резко натягивает поводья и останавливает коня, а заодно и весь наш маленький отряд, на берегу, у самой кромки воды.
Он смотрит куда-то за реку. Подъехав почти вплотную к нему, я пытаюсь проследить его взгляд.
— О чем ты думаешь, Эдмунд? Мы преодолеем реку?
Грудь его быстро вздымается и опускается — лишь это и выдает недавнее напряжение.
— Думаю, да.
— Думаете? — мой голос звучит пронзительнее и громче, чем хотелось бы.
Он пожимает плечами.
— Наперед не скажешь, но как-нибудь переберемся. Хотя это-то и плохо.
У меня возникает ощущение, будто я упустила какую-то важную часть разговора. Как понимать эти загадочные слова?
— Что плохо?
— Что река слишком мелкая.
Я качаю головой.
— Да, но будь она глубже, еще непонятно, сумели бы мы через нее переправиться.
— И то верно. — Он подбирает поводья, готовясь направить коня в воду. — Понимаете, если нам будет трудно ее пересечь, то, возможно, и нашим преследователям тоже. А если это те, о ком я думаю, то остается лишь молиться о том, чтобы река оказалась как можно глубже.
Но переправа оказывается совсем не тяжела: река широкая, но достаточно мелкая. Я успеваю только самую малость испугаться — в самом глубоком месте вода поднимается мне почти до колен, однако Сарджент преодолевает течение почти без труда.
Мне больше не выпадает случая поговорить с Эдмундом о той твари, что преследует нас по лесам.
