Тем временем Рябинкин добрался до бегемота, приладился к филейной части и вонзил в неё нож, дабы откромсать нежнейший кусочек…
Постамент вздрогнул. Огромная туша зашевелилась и стала подниматься на ноги.
Раздался женский визг. Зазвенели бьющиеся тарелки. Бегемот с налитыми кровью глазами сполз на пол и угрожающе направился к центру стола.
В одно мгновение зал наполнился перепуганными людьми, бегущими в разные стороны. Рябинкин, размашисто крестясь левой рукой, а правой прижимая к груди тарелку, понёсся к окну. Бегемот, словно пробуждаясь от долгого сна, встряхнул головой и с невообразимой для его габаритов скоростью побежал вдоль стола. Развернулся, поскользнулся на повороте, но тут же вскочил и погнался за мелким чиновником Хутькиным, у которого изо рта торчал недоеденный огурец. Сбил запутавшуюся в скатерти тетку. Из задней части бегемота при этом непрерывно сыпались тушки цыплят, коими он был фарширован. Хутькин, поскользнувшись, рухнул на пол и тут же был растоптан вместе с огурцом. На пути бегемота теперь оказался до смерти перепуганный Рябинкин, который догадался, наконец, бросить тарелку и повис, раскачиваясь, на плотной гардине, изо всех сил карабкаясь вверх. Бегемот снова развернулся и понёсся в противоположную сторону – к выходу из зала. Сбив ещё пару людей, он уже приближался к дверям, когда те внезапно раскрылись, и на пороге оказался Карл Мюллер, смотритель морга, в кожаном фартуке и с топором в руках. Меткий бросок – и топор с хрустом вонзился до самого обуха в череп бегемота. Тот обмяк и шлёпнулся мешком на пол. Над залом пронесся облегчённый вздох.
Пахотнюк, пытавшийся в этот момент продраться к выходу через толпу, которая пёрла отчего-то в противоположном направлении, растолкал всех и подобрался к Карлу, схватившись ему за руку и остервенело потрясая ее:
- Недожарили, сволочи… Уволю… А ты молодец. Как вовремя! И топор удачно прихватил.
- Ну, как же на банкете без топора? – спокойно ответил Карл. – Выпивка есть ещё?
- Да хоть залейся.
Столы скоренько поправили, убрали трупы и разбитые тарелки, сняли с гардины Рябинкина, бегемота вернули на постамент и продолжили банкет. Спел местный Карузо, выступили девочки, одетые цыплятами, толкнул речь главный промышленник, пожаловавшийся, что розничные торговые сети не хотят брать их яблочное пюре «Сюрприз». Затем завели музыку, и желающие пошли плясать. Особенно разошёлся хромой Рябинкин, который утащил у кого-то из ряженых девушек кокошник, нацепил его себе на голову и принялся отплясывать смесь из гопака, самбы и нижнего брейка, да так лихо, что ему устроили настоящую овацию. Возвращались к столам, хлопали по рюмочке и снова пускались в пляс.
Не было, пожалуй, ни одного человека в зале, включая хмурого Попова, который не мог бы не признать – банкет удался.
V
Очнувшись, Егор Тимофеевич долго не мог понять, где находится. Темно. Трудно дышать. Снизу холод пробирает. Оказалось, упал в кабинете с дивана, а сверху на голову свалился сюртук.
Привстал. Виски стиснуло, перед глазами поплыло. Во рту сушь, в правой части живота потягивает печень. Ползком добрался до сейфа. Дрожащими руками вставил ключ в замок. Открыл. Подивился, что спирта осталось меньше половины емкости. Когда выпил, вспомнить не смог. Никакой подходящей посуды поблизости не нашлось, решил пить из горла. Так и приложился, сидя на полу, к горлу тридцатилитровой бутыли. Внутри всё обожгло. Зажевать было нечем. И всё же немного полегчало почти сразу. В дверь отрывисто стукнули, и вошёл Егубин.
- Доброе утро, - улыбнулся он. - Разрешите-с?
- Да вошёл уже, - пробормотал Пахотнюк. – Чего тебе?
- Да вот-с, вы вроде как вчера денег обещали выделить на строительство вокзала…
- Я? Денег? – Пахотнюк наморщил лоб. - Если только по пьяни… Денег-то нету. Ты знаешь, во сколько вчерашний банкет обошелся? Три твоих вокзала. Будешь? – он кивнул на бутыль.
- Благодарствую-с, у меня с собой, – Егубин извлёк из кармана плоскую фляжку и отпил немного, пробормотав: - Ваше здоровьице-с.
Потом постоял, подумал и добавил:
- И всё-таки зря вы, Егор Тимофеич, так с вокзалом. Выборы на носу. Скажут – что же глава третий год никак маленькую такую сараюшку достроить не может? Непорядок-с...
- Ой, черт, - потирая голову, простонал Пахотнюк. – Ну, нашёл ты время нудеть…
В это время в дверь снова постучали.
- Да! – крикнул Глава.
На пороге появился крепкий, представительного вида мужчина с бегающими глазками и двухдневной небритостью.
- Криворотов? – удивился Пахотнюк. - А ты-то что припёрся?
- Вы просили зайти, - отозвался Криворотов, начальник лечебницы.
- Не помню, - Пахотнюк наконец встал с пола, переместил бутыль на диван и сам сел рядом, обнимая её одной рукой. - По какому поводу?
- Не могу знать.
- Ну, так и катись тогда, пока я добрый.
- Оно, конечно, можно, - Криворотов опустил глаза. - Только разговор и у меня к вам есть. Серьёзный.
- Господи, да откуда вы все взялись на мою голову? – Пахотнюк с усилием приподнял бутыль и сделал из горлышка большой глоток. - Ладно, говори, что там у тебя…
- Вы, Егор Тимофеевич, знаете – институтов я не кончал. Я лечу по призванию да по моей душевной нужде. Но у себя в лечебнице я порядок навёл, это вы вряд ли будете оспаривать. Если я скажу – резать, тут же и отрежут, не посмотрят, что у них диплом, а у меня два класса образования. Потому как у меня авторитет, и я всегда стараюсь людям добро сделать.
- Ты ближе к делу давай, не разглагольствуй, - поморщился Пахотнюк.
- Так я уж к делу и подошёл. Тут привезли ко мне одного психического. Не люблю я таких. Вроде больной человек – всякую чушь несёт, на сестёр бросается, укусить норовит. А лечить его непонятно как. Что резать-то, если у него вся болезнь в голове? Без головы вроде как он и совсем бесполезный будет, разве что на мясо, да и то боязно – вдруг на тебя сие безумие перекинется. Ну, приказал я до поры до времени связать его, пока придумаем, что делать. Честно говоря, по неопытности решил сначала, что белка.
- Кто?
- Ну, сие есть научный термин. По-простому – белая горячка, от выпивки бывает, когда неумеренно потребляют. А тут и второго привезли. Кричит: «Окститеся, вы раку попрали!». Я уж, по правде, думал им обоим головы оттяпать. Но потом заметил случайно у второго на ноге ранку какую-то. Присмотрелся – укус. То ли человечий, то ли звериный, не поймёшь. Вроде как зверек какой укусил средних размеров, типа кошки или крокодила. Пошел первого пациента посмотреть – а он коньки уж отбросил. Приказал раздеть, и нашел на ягодице – ну, это жопа по-научному – такой же укус.
- И что ты хотел этой своей повестью сказать? – спросил Пахотнюк.
- Неладно у нас что-то, - ответил Криворотов. – И неспокойно мне от этого. Промеж персоналу уж разговоры пошли, говорят, бешеная белка завелась в лесу. И кого куснёт – тот моментально с катушек съезжает, всяк по-своему. А некоторые и дохнут от невыносимой психической нагрузки. Я, конечно, институтов не кончал…
- Ладно, хватит. Чего ты хочешь-то от меня?
- А уж это вам видней. Моё дело сообщить. Пойду я…
- Ступай.
Криворотов спешно откланялся и скрылся за дверью.
- Вот ведь бабы-то… - пробормотал Пахотнюк, снова отхлёбывая из бутыли.
- Какие бабы? – не понял Егубин, до сей поры тихо стоявший в углу возле сейфа.
