пыток и тюремного заключения.
Гастольский: На то воля Господа, и Ваша, святой отец.
Злацкий: Мне нравится Ваше мужество, Гастольский.
Гастольский: Это далеко не мужество, святой отец. Мне неприятно Вас огорчать, но просто у меня иного выбора нет, кроме как покориться судьбе.
Злацкий: Выбор есть всегда.
Гастольский: Нет. Есть принципы и уверенность в своей правоте. А мои принципы только закалились за долгую жизнь.
Злацкий: Может это и не принципы вовсе, а необузданная гордыня?
Гастольский: Те же самые года, что утвердили правильность моих принципов, стерли мою гордыню в пыль, святой отец. Гордость — ничто в старости. У слабых нет гордости. Я говорю о слабых телом.
Злацкий: А дух?
Гастольский: Дух, воля — они не стареют. Они либо есть, либо их нет.
Злацкий: В доносе сказано, что Вы проводили опыты над мертвыми.
Гастольский: Такое было не раз. Для лучшего усвоения студентами медицинских наук, им необходимо демонстрировать устройство человеческого организма и его частей. Такое возможно только при проведении анатомических занятий. На подобные действия я имею личные резолюции от Папы, кардинала Леро и короля. Для опытов по анатомии использую тела казненных, самоубийц, утопленников, реже — безродных бродяг, убитых или умерших от холода и болезней.
Злацкий: Правда ли то, что во время таких лекций Вы заставляли умерших вставать, двигаться и говорить?
Гастольский: Такое просто невозможно! При обработке трупов нередко встречается такое явление, как остаточная мускульная деятельность. Это могут быть незначительные движения рук и ног, открывание глаз и рта, повороты туловища, вздохи, но только не то, что описано в доносе! Еще Александр Македонский писал, что не раз оказывался свидетелем того, как после битвы, утром следующего дня, разогретые солнцем, трупы начинали шевелиться и стонать. И сейчас солдаты говорят в таких случаях, что 'их смерть ворочает'.
Злацкий: Об этом нам известно. Скажите, верите ли Вы в дьявола?
Гастольский: Я не могу его отрицать, как бы мне этого не хотелось. Если есть Бог, олицетворяющий собой добро — значит, есть нечто, что олицетворяет зло.
Злацкий: Это 'нечто', оно материально или духовно?
Гастольский: Зло?.. Материально и духовно ровно настолько, насколько материальны и духовны наши с вами поступки.
Злацкий: Почему? Неужели зло не существует отдельно?
Гастольский: Мне бы очень хотелось, чтобы так было на самом деле, но жизненный опыт показывает обратное: зло и добро постоянно присутствуют в нас…
Злацкий: В ком конкретно?
Гастольский: Во всех, кто способен мыслить.
Злацкий: Трибуналом не принимаются обобщения.
Гастольский: Добро и зло присутствует во всех людях: во мне, в Вас…
Злацкий: Вы переступаете черту дозволенного! В посвятивших себя служению Богу зло не присутствует, а только воля Всевышнего! Понемногу нам становится ясной Ваша истинная личность! Оговоры и клевета на членов святого Совета Инквизиции — это казнь на костре. Это самое малое, что Вы заслуживаете за свою хулу. Отдаем должное Провидению, которое и без пыток открыло истину…
Гастольский: Вам лучше меня известна цель этого действа, святой Совет… Вы требуете конкретности! Но при рассуждениях о греховности и добродетельности она не может быть применима. В любом человеке, независимо от его происхождения, кастовой принадлежности, возраста и положения, в его деяниях присутствуют и добро и зло: в части добрых дел есть часть зла, а в злом умысле — часть добра. Различность пропорций добра и зла в человеке определяется целью, к которой стремится этот человек. Достижение поставленной цели может быть злом, а уже достигнутая цель — добром для всех, и наоборот. Господь велик своей мудростью, и Он сделал так, чтобы добро и зло присутствовали в каждом из нас. В одном случае часть добра в злом поступке может быть оправдательной для всего поступка, в другом — часть зла в добром. На самом же деле, как и следует тому быть, редко когда оправдательная часть выставляется как суть поступка, чтобы можно было, с максимально возможной справедливостью, судить о человеке, его совершившем: хорошо он поступил, или нет. Но и это не истина!
Злацкий: Где же истина?
Гастольский: Истина, святой отец, это результат поступка. Купец совершает зло, когда обманывает своих покупателей, обвешивает, обсчитывает, и накапливает капитал, и потом сын его платит и получает образование, и, в результате, становится гениальным ученым, дающим миру простые решения сложных задач. Вот истина! Не будь отца-вора, не было бы сына-гения. Еще пример… Талантливый зодчий, сидя на лесах, на высоте пятнадцати человеческих ростов, точит камень, чтобы новым узором украсить великолепный храм, возводимый во имя Бога. Он увлечен своей работой и из-за этого неаккуратен с камнем, роняет его и убивает ребенка внизу. И вот истина! Так где же отдельное чистое зло и обособленное добро?
Злацкий: Значит, зло необходимо и может быть даже оправдано?
Гастольский: Безусловно. Иногда злой умысел, стержнем заложенный в действии, становится тем механизмом, который работает на добро.
Злацкий: Сложные, но интересные рассуждения — не скрою, господин Гастольский, но они не имеют никакого отношения к рассмотрению настоящего дела. Совет сделал уже необходимые выводы. Теперь ответьте на такой вопрос: как Вам видится поступок человека, написавшего донос на Вас?
Гастольский: Мне не судить этого человека, святой Совет. Дело в том, что истина способна меняться в зависимости от полярности взглядов, положенных на нее. Именно поэтому одним она открывается, другим — нет. С моей точки зрения, это наихудшее зло, продиктованное невежеством или элементарной завистью, а с вашей — это гражданский долг, человека, который старался уберечь общество только от ему одному известных опасностей, которые, якобы, таятся во мне.
Злацкий: Получается из Ваших слов, что то, что происходит с Вами, может нести угрозу людям?
Гастольский: Нет, вы меня неправильно поняли… Хотя, впрочем, как вам будет угодно. Я все равно не имею никакой возможности что-либо изменить. Только стараюсь смотреть на это дело вашими глазами и глазами этого гнусного подлеца.
Злацкий: Это Ваш взгляд'.
ЧАСТЬ I
'Гастольский: Это, действительно, мой взгляд. Я врач, который, несмотря на возраст, еще не разучился пользоваться точными определениями.
Злацкий: Нам также известно, что Вы занимались абортами…
Гастольский: С подобными обвинениями и подозрениями сталкивается каждый врач. Я не отрицаю, что с необходимым инструментом подобные манипуляции могут быть произведены, но я никогда не занимался подобными операциями, не столько от того, что не имею надлежащих инструментов, а, скорее, по моральным убеждениям.
Злацкий: У нас имеются свидетельства львовской гражданки, в которых утверждается, что Вами лично ей не раз были оказаны подобные услуги.
Гастольский: Эти свидетельства не следует принимать, как правду. Это вымысел. В моей практике были случаи, когда я оказывал помощь после абортов, устраняя осложнения…
Злацкий: Значит ли это, что Вы принимаете на себя ответственность за эти преступления?
Гастольский: Нет.
Злацкий: Но только что Вы утверждали обратное!
