Он заглянул через мамино плечо и обомлел. Вверху официального бланка, на котором напечатали письмо, было оттиснуто 'Apple corp.'.
- 'Яблоко'! - прошептал Фет чудесное заклинание и машинально докончил странной фразой, которой не было на бланке. - Ол райтс резервд!
- Ты чего это? - не поняла мама.
Фет побледнел, как стена.
Губы его изогнулись улиткой. Глаза вылезли из орбит.
- Я, я-я... - попытался он что-то объяснить.
- Ну ты, ты, - испугалась мама. - Ты - это ты, а я - это я!
Фет засмеялся, потом отрывисто всхлипнул.
Побежал в комнату.
Полез в ящик под радиолой, туда, где раньше лежала 'Ночь трудного дня', и вытащил маленькую пластинку на 45 оборотов в простом черном конверте с прорезанной серединой.
Не в силах произнести ни звука, указал пальцем на этикетку, наклеенную на черном виниле.
Это было зеленое яблоко с нарисованным над ним тем же названием, что и на бланке письма.
- Жучки! - простонал Фет. - Жучки прислали!
Не в силах закончить фразу, он рухнул на диван.
- Ты что, писал в Лондон? - строго спросила мама.
Мальчик что-то промычал и затряс головой.
- Тогда почему это письмо пришло к нам?
- Отдай!! Это мое!! Мое!!! - вдруг страшно заорал Фет и вырвал из ее рук злополучный конверт.
Поцеловал письмо, запихал его в штаны, как дети запихивают деревянный пистолет.
Взлетел на диван и начал скакать на нем, словно на батуте, приговаривая:
- Жучки! Жучки!! Мои жучки!!
- Прекрати сейчас же! Или я вызову 'скорую помощь'! - заорала мама, сама находившаяся на грани срыва.
Но в это время заскрипел ключ в замке, входная дверь тяжело ухнула, и в комнату вошел мрачный отчим.
- О чем шумите вы, народные витии? - спросил он, демонстрируя знание классики.
Его состояние было в норме, то есть после заливки горючего мотор набирал положенные обороты и машина уходила в полет.
- Мне жучки письмо прислали! - сказал Фет с вызовом.
Нескромность его и погубила.
- Какое письмо, бардзо, чего ты мелешь?
Мотор в самолете начал чихать и кашлять, потому что керосин разбавили водой.
Фет, хвастаясь, вынул мятый конверт из штанов.
Лешек надел очки и быстро просмотрел документ.
- Ошибка, - бесцветно пробормотал он.
- Чего? - не понял пасынок.
- Ошиблись адресом!
Быстрым шагом пошел на кухню.
- Ты куда? Зачем?! - закричал Фет, но было поздно.
Заглохший истребитель снова взмыл вверх. Лешек открыл мусоропровод и спустил туда загадочное письмо.
- И чтобы я... - начал нравоучительно он, но был сбит с ног головою Фета, который ударил его в живот.
Лешек беззвучно завалился на спину, ударился о стол и сбил трехлитровую банку из-под гриба.
Мама закричала, потому что банка громко разбилась. Закричал и Фет.
- Я всех вас перебью! - и он выскочил из квартиры.
- Алеша... Ты как? - мама нагнулась над поверженным супругом.
Он лежал, окруженный битым стеклом, и моргал глазами.
- По-моему, у меня сломано ребро, - спокойно сообщил Лешек.
Фет несся со всех ног к зданию жилищно-эксплуатационной конторы. Миновал клуб и оказался в тесной коробке одиннадцатых домов, выкрашенных в тревожный мышиный цвет. Пыльные тополя начинали стряхивать листву на обочину тротуара. Под деревянными грибками прятались дети от мелкого, как просыпавшиеся иголки, дождя.
- Газовщики здесь или нет? - выдохнул Фет, вбежав в узкий казенный коридор первого этажа.
Затхлые стены пахли чернилами. Захватанный плакат-мизантроп предупреждал: 'Уходя, гасите свет!'. А другой, розовощекий оптимист, кричал, перебивая: 'Выполним решения ХХIII съезда КПСС!'.
- Ну, я газовщик! - в коридоре появился низкорослый и корявый мужичонка в спецовке.
- Нет, мне другой нужен! Он у вас недавно...
- А-а... Понял, - мужичонка открыл одну из дверей и крикнул: - Колька! К тебе пришли!
Отец, как на пружинах, тут же восстал из пепла.
- Что? Едем?! - с готовностью спросил он, вскакивая с дивана.
Под ногою звякнула пустая бутылка и укатилась в угол.
- Куда? - с тоскою спросил мальчик.
- На Столбовую. Там особенно хорошо встречают!
- Приехали уже, - выдохнул Федя. - У меня такое... У меня вся жизнь под откос пошла!
Давясь отчаянием, он рассказал о письме и о том, что Лешек спустил будущее в мусоропровод.
- А что там написано? - поинтересовался отец.
- А кто ж его знает. По-английски ведь!
- Значит, надо прочесть!
Николай решительно встал с дивана, заправил мятую рубашку в штаны и продул мундштук папиросы, спрятанной за ухом.
Снял со стены висящую на гвозде связку ключей.
- Пойдем!
Они вышли на улицу.
Отец шагал под дождем легко и быстро, как мальчик. Фет едва успевал за ним.
Подошли к родному подъезду. Николай, порывшись в связке, безошибочно отобрал ключ, подходивший к обшарпанной двери рядом. Отпер ее, и в нос ударил запах гнилой капусты.
Это была небольшая комната, в которую выходили мусоропроводы, ощерив свои беззубые пасти. Что-то живое и круглое выкатилось под ноги. Отец попятился, побледнев.
- Ищи сам! Не терплю я грязи. Заболеваю!
Он отпрянул на улицу, сел на деревянный ящик у стены и закурил.
Фет, шатаясь и почти теряя сознание, погрузил руки в остатки жизнедеятельности жильцов подъезда номер три.
- Чего там? - спросил Колька, щурясь от проглянувшего сквозь тучи вечернего солнца.
- Консервная банка! Бутылка из-под 'Шампанского'. Пакет с картофельными очистками!.. - голос Фета звучал глухо, как из подземелья.
- Денег, случайно, нет?
- Нету.
- Жалко! - вздохнул Николай. - Они ведь должны выбрасывать в мусоропровод деньги, когда приходят с обыском!
Он вздохнул и прикрыл усталые глаза.
Ему представились деньги, много денег. В деревянном самодельном чемодане военного времени. С большими железными замками и такой же железной ручкой. Его когда-то выкрасили в зеленый цвет, но краска уже облупилась и стерлась, как на старинной фреске. Сын находит чемодан в нечистотах, выносит на улицу, и они вместе открывают его. Пачек больше десятка. Две из них - с большими дореформенными купюрами. Но восемь - с маленькими хрущевскими десятками, как будто только что отпечатанными. Пачки
