приходится засовывать в штаны, рубашку и класть на голову под кепку. Есть еще облигации государственного займа с нарисованными паровозами и самолетами. Бумага казначейских билетов сладко трещит в руках, как сухие поленья в разожженной печи...
- Нашел, что ли? - страстно крикнул газовщик, не в силах прогнать мучавшую его химеру.
- Не нашел.
- И не найдешь, - вздохнул отец. - Не идет к нам карта, сынок!
Щеки Фета горели.
Он шел домой твердым шагом, а в животе было уютно-тепло, как на кухне в январские морозы, когда на плите зажжены газовые конфорки. Горчичником являлся злополучный конверт, засунутый под рубаху, - Фет обнаружил его на второй час поисков и радовался больше, чем деревянному чемодану с дореформенными купюрами, которого он, правда, не нашел.
Отец, как эксперт, долго смотрел на иноязычное послание и даже дважды понюхал его. Потом сказал, что это, скорее всего, из военной разведки, что она обычно прикрывается садовым товариществом, и посоветовал сыну не показывать письмо кому не надо.
Фет и не собирался этого делать. Кому не надо он не покажет. А кому надо - покажет обязательно, например Андрюхе, который точно переведет. Андрюха Крылов мог лабать жучиную музыку на гитаре, дословно воспроизводя текст оригинала. А если человек воспроизводит английский, то уж, наверное, что- нибудь в нем понимает. Однако был уже вечер, в квартире Андрюхи могли находиться его предки, так что Фет решил вначале переговорить с ним по специальной связи, подготовив почву, а уж потом сажать в нее дерево.
Поднявшись на пятый этаж, Фет позвонил в свою дверь дважды. Однако открыла ему не мама, а Ксения Васильевна в коротком халатике, из-под которого выглядывала сиреневая комбинация, и с папиросой в руках.
- А Лешек? Лешек где? - прежде всего спросил мальчик, чтобы себя обезопасить.
- Таня повезла его в травмопункт, - сказала Ксения Васильевна. - А чем это от тебя пахнет? Обкакался, что ли?
- Ну да, - согласился Фет. - Пока гулял, наложил в штаны!
- Какая гадость! - с удовольствием произнесла Ксения Васильевна.
Материнский инстинкт, невостребованный и нереализованный, заставил воспринять это неприятное событие в позитивном плане. Веснушки ее, как в молодости, засветились солнцем.
- Марш в ванную! - она вручила мальчику накрахмаленное полотенце, а сама пошла в свою комнату.
Фет открыл белую дверь и зажег свет. Это было место, в котором рождались мечты. В трубах что-то гудело и плескалось, ванна напоминала подлодку, ложащуюся на дно сладких грез. Фет скинул с себя одежду, положив письмо на столик под зеркалом, включил на полную мощность горячую воду и залез под струю, вытянув ноги и не касаясь пальцами эмалированного бока приютившей его емкости.
Таковы были тогдашние ванны в кирпичных домах, выстроенных в конце 50-х, - в них можно было лежать в полный рост и даже утонуть, если такое желание возникнет. В пятиэтажных хрущобах ванны были поменьше, чаще всего сидячие, а рядом с ними уже появился зловещий унитаз. До маленьких белых квадратов, на которых можно только стоять, обливаясь душем, фантазия не доходила, они появились лет через пятнадцать и окончательно свели на нет место, где рождались мечты. Теперь оно превратилось в банальную помывочную.
Фет опрокинул в воду колпачок 'Бадузана'. Это было первое пенящееся средство, завезенное в Москву из ГДР в 1965 году. Продавалось оно лишь в ГУМе и двух парфюмерных ларьках на ВДНХ, одного колпачка было достаточно, чтобы Афродита, запутавшись в пене, никогда бы из нее не вышла. 'Бадузан' пользовался ограниченным спросом, трудящиеся его не покупали, не желая платить трояк за сомнительное удовольствие и предпочитая хозяйственное мыло с оттиском на нем '65%'. Экзотический немецкий товар брала лишь интеллигенция, да и то когда выбросят на прилавки. Фет не мыслил без него своего настоящего.
Погрузившись в хвойный снег, он как будто прочел таинственное послание, лежавшее под зеркалом. Во всяком случае в душе родилась уверенность, - жучки захотели взять в группу четвертого гитариста, превратив ее в квинтет. Для этого они рассылали приглашения известным музыкантам мира, в число которых каким-то образом попал и Фет. 'А что, подумал он, - ведь я сейчас - единственный рокер в СССР. Обо мне вполне могут знать на Западе...' Кровь прилила к голове, сознание помутилось. Тем более что истопники в подвале поддали в это время немыслимый жар, от которого хотелось умереть в неге.
Тогда почти при каждом доме была котельная, и качество пара зависело целиком от дяди Васи, который сидел под землей. Мама часто спускалась к нему в Аид без проводника и кричала: 'Васенька, подбавь парку!'. Или наоборот: 'Васенька, наддай холоду! Ведь зажаришь!'. И дядя Вася наддавал, поддавал и регулировал. В праздники ему подносили горькую стопку и хвалили за расторопность. Это и была демократия, общественное самоуправление. С возникновением единой городской теплосети холод и жар превратились в нечто теплое, что хотелось тут же выплюнуть и забыть. Пошли плановые отключения горячей воды в самое неподходящее время. С истопниками исчезли и дворники. Правда, снег на улицах стал чище, и об угольном шлаке под ногами скоро забыли...
В ванную вошла Ксения Васильевна.
- Ты воду не перельешь? - спросила она.
Фет, насколько возможно, глубоко нырнул.
- Я уже выключаю, - пробормотал он в смущении, закрывая причинное место рукой.
- И правильно. А то сосед внизу напишет на нас в домоуправление.
Это была правда. Фет уже дважды заливал этого молчаливого мрачного человека, и в любой момент могла грянуть гроза.
Еще раз бросив нескромный взгляд на мальчика, Ксения Васильевна вышла в коридор. Фет завертел рубчатый кран с надписью 'Гор', кипяток перестал хлестать, и можно было перевести дух. Мальчику вдруг представилось, что соседка смотрит на него через запыленное окошко под потолком. Зачем тогда делали эти окошки, неведомо, наверное, для того, чтобы у людей, живших рядом, не было тайн друг от друга. Некоторые замазывали стекла краской, но кто-то обязательно проковыривал ее ногтем. Их же окошко вообще не трогали краской, оно пребывало в пыли и паутине, но сквозь него можно было разглядеть все, что тебя интересовало.
Фет спустил воду и начал вытираться жестким полотенцем, от которого кожа еще больше загорелась.
Он вышел из ванной воскресший, готовый к новым подвигам и борьбе.
Открыл тяжелый ковш спецсвязи и сказал в мусоропровод:
- Андрюха! Андрюха! Как слышишь? Прием!
В трубе грохнуло железо.
- Да слышу тебя, слышу! Не ори! - сказал Андрюха.
Спецсвязь, как всегда, была на высоте.
- У меня к тебе важное дело!
- И у меня к тебе важное дело.
- Какое? - заинтересовался Фет.
- Твой Лешек, он что... псих? - спросил Андрюха.
- Самый натуральный. А что?
- Да так... Поговорил я с ним по мусоропроводу. Пошутить хотел. А он все принял на свой счет.
- Он вообще шуток не понимает, - ответил Фет. - То есть понимает только те, которые сам шутит.
- Как ты с ним живешь?
- Это мама с ним живет. А о чем вы говорили?
- О музыке, о жизни. Обо всем понемножку.
- Ладно, - сказал Фет. - Не это сейчас главное. У меня письмо на английском. Перевести можешь?
В спецсвязи возникла небольшая заминка.
- Откуда оно у тебя? - спросил Андрюха.
- В почтовом ящике нашел. В общем, я сам не знаю, откуда оно!
