- Что ж... заходи! - разрешил сосед.
- Хватит трепаться по мусоропроводу! Вы спать мешаете! - заорал откуда-то снизу истерический женский голос.
- А ты не подслушивай! - крикнул Андрюха. - Закрой ковш!
- Я сейчас милицию вызову! - пообещала истеричка. - Вы используете мусоропровод не по назначению!
- Тебя не спросили! Все. Конец связи, - и Андрюха с грохотом прикрыл канал.
- Тетя Ксеша, я к соседям ненадолго! - и Фет выбежал с письмом в коридор.
Андрюха лениво открыл дверь, запахивая на груди махровый халат. Ему было почти семнадцать, и в следующем году он оканчивал школу.
- Вот! - Фет торжественно вручил ему мятый конверт.
Прошел в трехкомнатную отдельную квартиру и ахнул:
- Это что, стерео?
Перед ним стоял полированный чудо-ящик с двумя акустическими колонками.
- Ну да, 'Ригонда-стерео', - лениво сказал Андрюха. - Таких в Москве несколько штук.
- Давно купили? - простонал Фет, терзаемый завистью и восторгом.
- Неделю назад. Предки достали по большому блату. Опытная партия...
- Мне бы такую! - и мальчик погладил радиолу по блестящему боку. Послушать ее нельзя?
- Почему нельзя? Можно.
Андрюха загрузил в проигрыватель битловскую пластинку 'Револьвер', сделанную в Индии. Из динамиков послышался хрипловатый голос, считающий по-английски: 'Раз, два, три'.
- Из левой колонки считает! - прокомментировал Фет.
Стерео он слышал впервые, хоть этот винил, выпущенный в Англии два года назад и прибывший в СССР из Дели благодаря русским специалистам, мостившим там дороги, он знал наизусть.
- Ну да, из левой, - согласился Андрюха, рассматривая письмо. - А бланк-то с битловским гербом! Вот так номер!
- А я тебе про что? Жучиное 'Яблоко', - сказал Фет. - Переводи поскорее!
- Ты знаешь, я не могу, - пробормотал Андрюха, покраснев.
- Как это? Ты же все песни их горланишь на английском! 'Бабилон, бабилон!'
- Горланить одно дело, а переводить другое. То есть я попробую со словарем...
- Пробуй, - разочарованно согласился Фет. - А я пока ландрасики покидаю!
- Оборудование на кухне, - подсказал Андрюха.
Ландрасиками они называли наполненные водой целлофановые пакеты. Они появились в Москве недавно, и молодое поколение нашло им достойное применение, - пакеты с водой сбрасывались на прохожих, желательно, с высокого этажа. Если пакет, перетянутый шпагатом, попадал в голову, то это считалось высшей доблестью и отмечалось особо. Но если летел мимо, то раздавался небольшой артиллерийский взрыв, все радовались, как умели, и с мокрой мостовой взлетала перепуганная стая голубей. В общем, это была игра без проигрыша. Что такое 'ландрасы' или 'ландрасики', никто не знал, и через много лет Фет услышал где-то, что так называется порода свиней.
Он пошел на кухню и быстро сделал из подручных средств первого ландраса. Выбросил его в окно. Снизу долбануло на славу.
- Не попал, - сказал Андрюха, углубившись в толстый словарь.
- А я и не целил, - заметил Фет.
Он подготовил второй снаряд.
Через секунду после броска они услышали тяжелый звук пролившейся воды.
- Вот теперь - в точку! - похвалил Крылов.
- Ты перевел что-нибудь? - напомнил ему артиллерист.
- Сложный текст, - вздохнул Андрюха. - Понимаю только первые два слова: 'Уважаемые господа!'. А что потом, неясно.
- Ну, это мы целый год будем сидеть! - заметил Фет. - А кто еще, кроме тебя, знает английский?
- Сын дяди Стасика, - сказал Крылов. - Он точно переведет.
- Я к ним не вхож. Как его зовут-то?
- Пашкой, что ли. Но это можно выяснить!
- Тогда я пойду, - вздохнул Фет и забрал у Андрюхи злополучное письмо. - Пока!
- Давай! - Крылов открыл перед ним дверь. - К Пашке иди. Он сможет!
Фет возвратился в свою квартиру в тяжелом сомнении.
Хотел пройти в комнату, но понял, что мама закрыла дверь на замок, когда повезла Лешека в больницу.
- Можешь прилечь у меня, - сказала Ксения Васильевна.
Фет, почувствовав усталость и опустошение, молчаливо согласился.
Он машинально снял тапочки, вступив на темно-красный соседский ковер. Сервант с хрусталем и маленькими сувенирными бутылочками из-под вина, которые стояли тогда в каждой московской квартире, фотографии многочисленных родственников в рамках, узкий диван с круглыми валиками, на нем ложились валетом, если гость оставался ночевать. И над всем этим великолепием - розовый абажур с синими цветами.
- А книги? Книги где? - спросил Фет, потому что к подобному не привык, в их комнатке повсюду стояли в обнимку Ремарк и Хемингуэй.
- Книги собирают пыль, - объяснила Ксения Васильевна.
Это была ее коронная фраза, от которой маму обычно колотила истерика. Второй по значимости фразой соседки являлась: 'Возьмите эти пирожки себе, а то я их все равно выброшу!'. Так она угощала соседей выпечкой. Фету было до лампочки, он запихивал пирожки за обе щеки, а насчет Ремарка, который только пыль собирал, думал точно так же, как и Ксения Васильевна. Маму же передергивало от подобной бестактности, на пирожки она смотрела с сомнением, а Ремарка иногда протирала кухонной тряпкой.
- Включить тебе музыку? Ты ведь музыку любишь? - спросила тетя Ксеша. - Ты ложись, а музыка пусть играет!
Соседка взбила подушку и откинула покрывало.
Поставила на радиолу матовую пластинку.
- Джама-а-айка! - запел детский пронзительный голос. - Джама-а-айка!
Это нудил Робертино Лоретти, залетевший в московские квартиры в одном комплекте с декоративными бутылочками вина. Если ты не имел Лоретти и бутылочек, то москвичом не считался.
- А можно чего-нибудь другое? - спросил Фет, чувствуя, что сейчас сблевнет.
Он ненавидел итальянского карапуза. Этот мальчик был не только сладок, он был приторен, как патока. Рядом с ним Фету всегда представлялись жирные дяденьки, которые оглаживают певчика по бокам и высасывают его, как леденец.
- А зачем другое? - пробасила Ксения Васильевна. - Он такой трогательный... такой лиричный!
Она села рядом, и Фет заиндевел. Тепло от ее халата прожгло ему солнечное сплетение.
- А-а-а-ве Мари-и-я! - вывел медоточивый Робертино, и толстые дяденьки поставили мальчика на стол, чтобы было лучше слышно.
Песня нравилась Фету. Мешали только короткие штанишки на исполнителе, их хотелось измазать мазутом.
- Мне плохо! - сказал вдруг Фет.
И не соврал.
- Что такое? - встрепенулась тетя Ксеша.
- Здесь! - и он показал на сердце.
Испугавшаяся соседка сделала Робертино потише и быстро накапала Фету валерьянки.
Мальчик предчувствовал, что итальянские теноры заполнят скоро музыкальное пространство планеты. С одного из них, толстого, как бочка, будет все время литься пот, а другой, слепой, как летучая мышь, запоет всякую эстрадную лабуду.
- С этим надо что-то делать! - пробормотал Фет, выпивая валерьянку. Закрывать к чертовой бабушке!
