жаждали повырубить ссыльных, когда те собирались поджечь нас в Пяткое. Ну, когда мы чуть не пришибли колами Матвеенкова. А что касается бокса, то ты же знаешь, Танечка, я занимаюсь бегом по пересеченной местности.
Третий трудовой семестр породил в институте новую высокую моду. Считалось, что нужно везде, включая занятия, ходить в стройотрядовских зюйдвестках. После того как на конкурсе эмблем художества 'Пармы' на куртках заняли неофициальное первое место, Татьяна перестала снимать с себя студенческую форму даже на ночь. Усов чуть не плакал. За лето он вымахал в почти двухметрового дяденьку и слезно просил художников 'Пармы' нарисовать тайгу и солнце на только что специально для этого купленной брезентовой ветровке пятого роста.
Через неделю в институт приехал следователь.
Бойцы 'Пармы' были вызваны в ректорат, где им объявили, что 'дикий' отряд обвиняется в финансовых махинациях с руководством леспромхоза АН-243/8 и что по делу начато следствие.
Сообщение вышло неожиданным. Участники таежной вылазки не нашли в себе сил даже переглянуться. Больше других были поражены не ездившие ни на какой север и никаким образом к 'дикарям' непричастные Соколов, Забелин, Бибилов, Бондарь и Марина. При всем удивлении они повели себя достойно - не закричали и не начали с ходу уверять ректора и следователя в непонятно как возникшем недоразумении. Просто они глубже других пожали плечами и без всякого вопроса взглянули на Климцова и Фельдмана.
В головах 'дикарей' проносились возгласы, едва заметно отпечатываясь на губах: 'Это какой-то просак! Этого не может быть! Здесь что-то не то! 'Парма' на такое бы не сподобилась! 'Парма' работала честно! Понятное дело, что до 'красных гвоздик' мы пока не дотягиваем - на Фонд мира пусть работают кому нравится - но и чужого нам не надо!'
Неожиданность грозилась разрастись до непредсказуемых размеров. Список бойцов 'дикого' стройотряда не сходил с институтских уст. 'Парма' получила известность самого отчаянного отряда. Каждого бойца знали в лицо. На переменах, на лекциях, на собраниях только и говорили, что об этом северном предприятии 'Пармы', перенимали опыт, стенографировали впечатления. Судя по развернувшемуся ажиотажу, следующим летом на сплав в тайгу должны были отправиться самостоятельно не меньше десятка подобных формирований.
А теперь что ж получается? Уголовное дело? Вот так 'дикари'! Только прикидываются романтиками, а сами хапуги и рвачи из рвачей. Ловко они закрутили это дело!
Находясь в положении, просматривающемся из любой точки, 'Парма' восприняла сообщение следователя как удар ниже пояса, неизвестно кем и откуда нанесенный.
'Дикарей' развели по отдельным комнатам и предложили дать письменные объяснения. Всем под нос следователь совал статью кодекса, где говорилось о даче ложных показаний и как это пресекается законом.
С Климцовым, как с командиром отряда, следователь имел отдельный разговор. Климцов, словно перекошенный тиком, спрашивал, с чего все началось и что уже известно. Он высчитывал, в какой степени вранье может сойти за правду, а в какой - всплывет, как пустые желуди. Со стороны следователя было естественным сказать, что подоплека дела уже давно расшифрована и остается только распределить ответственность за содеянное в полном согласии с процентом участия. Потом добавил, что чистосердечное признание единственная ниточка, которая еще как-то может связать подследственного с дальнейшим пребыванием на свободе.
У Климцова выпала из рук авторучка. Тогда следователь предложил для начала рассказать все устно, а чтобы память Климцова, достаточно помутившаяся от непредвиденного оборота, заработала безукоризненно, он выложил на стол в качестве поличного пять пачек банкнотов десятирублевого достоинства.
Климцов сдался и стал выжимать из себя все до мелочей, до запятых и восклицательных знаков, совершенно не интересующих следствие. Размазывая по лицу похожие на слезы капельки жидкости, он старался прятаться за мелочами, за несущественными деталями, хотя нескольких фактов, выданных сразу, вполне хватало для состава преступления. Климцов словно забылся. Распространяясь с надрывом, он воспроизводил произошедшее с таким азартом и интересом, будто выступал свидетелем на не касающемся его процессе. Он словно заискивал перед следователем, принимал горячейшее участие в деле и требовал для виновного высшей меры. Потом не вынес игры и, рухнув на стол головой, простонал:
- Что же мне за это будет?!
- Об этом вы узнаете позже, - сухо произнес следователь. Подпишитесь о невыезде.
- Только вы пока не говорите об этом никому в группе, - умолял Климцов. - Они убьют меня без суда и следствия.
Когда в силу превратности судьбы Климцова выперло из действительности в командиры 'Пармы', он воспрял духом. Он намеренно не стал отпираться от подвернувшейся под руку должности и, не оглянувшись на одногруппников, побрел в контору вслед за директором.
Неизвестно, всем ли подряд директор предлагал такие сделки или угадывал по глазам, кто может легко пойти на них, но, так или иначе, с Климцовым и Фельдманом он церемониться не стал. За две-три минуты предварительного разговора он не обнаружил в них никакого сопротивления афере и тут же изложил условия. Они были следующими: он, директор, устраивает 'Парму' в свой леспромхоз как официальный стройотряд со всеми вытекающими отсюда льготами в виде невзимания подоходного налога и налога на бездетность, а также выплаты двадцати студенческих процентов поверх всего.
- Разве может быть дело в вызове, который мы не имели права вам посылать, или в направлении, которое непременно должно быть выдано штабом ССО? - объяснил директор свою неприязнь к бюрократии. - Вы же, в конце концов, студенты, а не бичи какие-нибудь!
Затем он назвал ориентировочную величину своей доли прибыли, которая нагорит от перечисленных выше уловок за весь период работ.
- Из наших никто на это не согласится, - сказал Фельдман. - Не захотят. Им об этом и говорить-то нельзя.
- Тогда возьмите весь навар себе, - намекнул директор.
- Не захотят, как хотят, - сплюнул Климцов. - Сами разберемся.
- Конечно, а то в противном случае бухгалтерия обдерет вас как липку, - еще раз прояснил ситуацию директор. - Если работать 'по-дикому', вы только зря проведете здесь время.
- Это понятно. Мы сузим круг заинтересованных лиц до троих, - как бы придумал Фельдман.
- А отряд пусть себе спокойненько работает, - опять цвыркнул слюной себе под ноги Климцов. - Мы обговорим с вами все условия и делиться ни с кем из них не станем. Тем более, что они вряд ли на это согласятся.
Директор оценил расторопные порывы Фельдмана и Климцова как неплохие коммерческие задатки и даже сказал, что кое-кто из комбинаторов им и в подметки не годится. Директор смело увеличил свою долю навара в связи с уменьшением числа участников сделки.
Далее следовало заключение трудового договора намеренно в одном экземпляре и обещание директора предоставить выгодные работы и пропустить их через бухгалтерию по самым высоким расценкам.
- Милое дело - шабашники! - заключил директор. - С официальными стройотрядами никакой каши не сваришь!
Войдя в заговор против отряда, Климцов внутренне возвысился и в дальнейшем держал себя достойнее, чем ему позволяло его положение в группе. Свой поступок он в душе считал тайной местью. Местью группе за то, что она имела неосторожность не полюбить его. Пока окатывали запань Пяткое, его настроение было настолько праздничным, что иногда можно было даже наблюдать, как он напевает себе под нос или перекуривает в компании с Фельдманом, хотя Фельдман никогда в жизни не брал в рот папиросы и был намерен жениться после третьего курса на некурящей подруге родителей.
'Дикари' относили эти изменения в поведении одногруппника на счет положительных сдвигов под воздействием природы, погоды и романтики. Климцов видел эту ошибку коллег, но поведать о ней не мог. Поэтому вкушал радость превосходства в одиночестве.
По окончании работ в верховьях, после запани Пяткое, разговор директора с Климцовым и Фельдманом о пикантном возобновился. Директор предложил увеличить штат отряда на пять-шесть человек, поскольку северная надбавка выплачивается из расчета двадцати процентов, но по лимиту - не более шестидесяти рублей в месяц на человека. У 'дикарей' этих надбавочных денег выходило больше. Чтобы бухгалтерия леспромхоза не подстригла все выходящее за гребенку, нужно было раздуть штат отряда. Тогда 'северный коэффициент' рассредоточится и будет вытянут
