- Понятно, вас жалеть надо, - сказала Татьяна.
- Зачем жалеть? Мы свое получаем, - выставил блок Пересвет. - Это природа ничего от нас не получает, а могла бы. При таких всплесках эмоций, которые мы выдаем, такие бы детищи рождались! С таким интеллектом! А все впустую! Вот вы, что можете изобразить меж собой вдвоем в половом смысле? Ну, дуэт, а чаще соло, а мы - целый оркестр! Тут немножечко пройдешься, скрипочка нежно, но с продером, там достанешь, дотянешься - тромбончик, а потом уж в конце хабанера! барабаны! Тут столько печали! Все тонко и безнадежно, потому что природа в этом смысле за нас, а вообще - против.
- Я слышала, что смешение мужского и женского начал есть сатанизм, сказала Татьяна.
- Вполне может быть, - согласился Пересвет. - Потому что эмоции и муки после всего просто нечеловеческие.
- На вопросы о сексуальной паспортизации я привык отвечать: ночью все кошки серые! - сказал Натан.
- В последние годы Россия догоняет Европу по этому параметру. Тусовка без транссексуала - не тусовка, а безобразие, - произнесла Татьяна. - Я в свои кабаки постоянно их зазываю.
- Трансы относятся к полу, как к перхоти, - сказал Пересвет. Некоторые украшают тело такой татуировкой, что их можно читать, как книгу в четырех томах.
- Их зовут хиджры, - сообщила Татьяна. - В Европе они явились в моду в начале семидесятых. Название пошло из Индии, где испокон веков смазливые люди трансформировали пол, не меняя очертаний тела.
- И всего-то мы в курсе, - пожурил Татьяну Макарон. - Все-то мы знаем. Мне уже и самому немножко интересно!
- На презентации журнала я познакомилась с трансвеститами, которые участвовали в концертной части, - призналась накоротке Татьяна. - Они были просто офигенными. Мы тусовались в женском туалете, отпускали друг другу комплименты по поводу выбора духов, губной помады, туфель, колготок. Они признали моего тогдашнего спутника вполне сексуальным. Трансвеститы обижаются, когда их приравнивают к категории геев. Это правда?
- Да, поскольку переодевание - это искусство, - согласился Пересвет.
- Эти трансы, были так восхитительны! Жеманны! Все из себя томные, продолжила делиться опытом Татьяна. - Я, женщина, и то на такое не способна! Они изображали такой гротескный сексапил! И впрямь - чем дальше от правды, тем забавнее.
- Может, и тебе перековать свои мечи? - сказал Пересвет Татьяне и добавил: - На орала.
- Нет смысла, - отмела предложение Татьяна. - Мне интересен любой круг общения, и с гомосексуалистами в том числе. Они безоговорочно воспринимают всех без исключения женщин как богинь. Сексуальное давление и половые страсти у них отсутствуют, давая неограниченные возможности для интеллектуального общения.
- А по мне - все это вредно, - сказал Владимир Сергеевич. - Будь то лесбийские игры, зоофилические выкрутасики или этнические догонялки с неграми, мулатами и другими шоколадками!
- Вы правы, уж лучше сводить концы с концами, - признались Пунктус и Нинкин.
- Да ладно вам, - воспротивились обоюдки Пересвет и Натан, как поклонницы мануального и орального одновременно.
- Давайте мы больше не будем мудрить, заниматься членораздельным мазохизмом, панельным и оральным поллюционизмом, а вернемся к простым шаблонным формам и позам, - сказал Макарон со ссылкой на целебные источники. - Давайте лучше выпьем!
За разговорчиками Пересвет увлекся Пунктусом, который столько знал про сложную, полную приключений и злоключений жизнь. У Пересвета плавно возникало уважения к этому все знающему человеку. Они вместе уходили на берег, долго гуляли, обмениваясь жизненными позициями друг друга. Пунктус проникся к Пересвету за то, что тот нашел в себе отвагу отправиться в Центр хирургии. Пересвет выказывал почтение ветерану за его многолетнюю верность другу. Первый был готов расцеловать второго, и наоборот.
Натан ревновал, провожая их тревожным взглядом.
- Вы у меня там не очень, - говаривал он им вслед, и беспокойство на секунду устраивалось у него меж бровей.
- Мы только на секундочку, - уверял Пересвет, поглядывая на Натана, который грозил пальчиком.
На завалинке у Софочки тема была своей. Я незаметно пристроился за кругом, который усердно внимал ему.
- Я проанализировал состояние судеб моих близких, родных, знакомых, соседей, коллег, - слышалось, как говорил Софочка, - и сделал вывод, что без всякого выдумывания у них настолько страшные и трагичные судьбы, что кажешься себе избраннейшим. Куда мне плакаться!? Притом, что работаю на складе. Ну, посудите сами, мать его больна - рецидив туберкулеза, сердце. Брат пьет, звонит жене и жалуется - проблемы после Чернобыля. Другой брат тоже в проблемах. У сестры муж перенес операцию по пересадке почки, у него постоянные кризы. У второй сестры муж влетел с наркотиками - проблемы, я как-то их вынужден решать. У знакомого, смертельно больна теща, рано умер отец. У сестры жены - проблемы, у моей тещи - проблемы, у отца моей жены проблемы, у соседа проблемы, и так далее. То есть, в принципе, жизни нет. У этого - проблемы, у того проблемы без конца. Такое состояние, что, если на эту тему говорить долго, может покарать Бог.
- Нельзя так остронаправленно ныть и жаловаться на жизнь, - сказал кто-то из внемлющих.
- Да я и не ною, - сказал Софочка. - Я как раз свыкся и терплю. А вот другие говорят, что Земля - это и есть ад.
Я переместился в сторону детской.
В детском загоне, как негатив, воеводил Дастин. Он построил остальных детей и проводил свою политику. Слышалось, как он записывал добровольцев в свою партию фестивальных негров и обещал воплотить в жизнь принцип второй модели хозрасчета в натуральную величину. Величину он тут же показывал, оттпыривая карман.
Петрунев с горсткой приверженцев вел иную беседу.
- По закону водопоя два года никто никого не трогал, - рассказывал окружению авторитетный человек. - Враждующие братки прекратили разборки, упаковывались в канареечные блейзеры и галстуки цвета наваринского дыма с пламенем и отдались полной отвязке.
'Немного же мне сегодня удастся собрать студенческого юмора, - подумал я. - Солженицину и впрямь было проще. Наскрести горестного у нас не составляет труда, а юмор просто тает с уходом социала. Видно, жизнь заедает'.
Отдохнув, я примкнул к могучей кучке во главе с Матвеевым.
Со времен учебы его речь стала менее посполитой и более связной. Пунктаты текста стали более протяженными во времени.
- Меня, мля, всегда тянуло заглянуть за собой в унитаз, - слышался его голос. - Каловые массы, как и народные, могут представлять интерес, ну, это, мля, не в состоянии экстремальной подавленности, а когда они свободны, еп-тать, когда их выперло. Тогда по ним, ну, это, можно судить обо всем, мля, - трактовал Мат.
- А соскобы слизистой тебя не интересуют? - спросил Матвеева подошедший вместе со мной Макарон. - Или обрывки стробилы?
- Нет. Только говно, мля. У меня узкая специализация, - просто сказал Мат. - Я, еп-тать, особенно утвердился, ну, в своем мнении после, это, прочтения книги Сальвадора Дали, мля, который изучал себя и черпал вдохновение исключительно оттуда. Ничто, еп-тать, не несет в себе столь исчерпывающей информации о человеке, как его кал, мля буду. Человек, состоит из того, что он ест и о чем думает. Полная расшифровка записи черного ящика, мля, а человек относится именно к такой категории устройств.
Мата на его козырную тему донимали человек пять.
- Давай, давай, признавайся! - вялили они его.
- У меня, мля, есть друг - он разбогател на говне.
- Как ему удалось? - спрашивало окружение.
- Очень, мля, просто, - согласился поведать Мат. - Если понимать, что подняться и разбогатеть в нашей
