- Потому что прошлым летом мы немножко начудили в тайге на лесосплаве, и меня ненадолго рекрутируют, - сказал Артамонов. - Ты, наверное, слышала про эту нашу историю с диким стройотрядом... должна была слышать...
- Еще как слышала, но почему не от тебя? - обиделась Лика. - Ты никогда мне ничего не рассказываешь про свои делишки и подвиги.
- Какие тут подвиги, просто неудачно съездили на севера, - умалил свое значение в этой истории Артамонов. - В результате чего в учебе придется сделать небольшой трехлетний перерыв, потому что таких прытких сразу прибирает к рукам военкомат. Меня призывают во флот, возможно даже в подводный. А почему не рассказывал тебе, просто не могу использовать твое время в корыстных целях.
- Ладно, не надо никаких объяснений, лучше поцелуй. - Она оплела его шею руками. - Ну, а проводы или что-то в этом роде планируются?
- Нет, я отчалю без шума.
- Жаль, а то я бы поплакать смогла в волю.
Они прогуляли всю ночь, а под утро отправились в общежитие. Артамонов выпроводил из комнаты сонных сожителей и включил музыку. Засверкали огнями глупые тарелки Реши. Чтобы сделать темно, влюбленные залезли под одеяло с головами. Задыхались, но терпели, потому что на свету, им казалось, будет стыдно. А так, в темноте, вроде ничего, терпимо и даже приемлемо. И вполне логично. Потому что предстоит расставание. Может быть, и не навсегда, но надолго. А это в большинстве случаев - навсегда. Спонтанность момента владычествовала во всех своих проявлениях. Космическая истома, пробивавшаяся через возникавшие то тут, то там просветы у края одеяла, смешивалась с человеческой. Вот так бы и остаться втиснутыми друг в друга, и никогда-никогда не расставаться. Еще немного, подумалось Артамонову, и я начну бегать от военного комиссара. Какая, к черту, служба, если тут такое творится! Конечно, надо послать все на фиг, схватить Лику и свалить в деревню куда-нибудь, и пусть ищут!
В дверь начали ломиться. Разве друзья-сожители могут вынести чужого да еще столь очевидного счастья. Вставая со скрипучей железной кровати, любовники, не сбрасывая с себя одеяла, на секунду замерли на коленях друг перед другом, как два суслика. В дверь продолжали стучать нетерпеливые жильцы, но теперь уже вместе с любопытными соседями и даже товарищами с нижних этажей. Артамонов торопил Лику:
- Ну все, встаем и уходим...
- Подожди, ну еще минутку, еще... - оттягивала она час разлуки.
Если под одеялом они походили на сусликов со сложенными друг у друга на плечах лапками, то со стороны - на понурившего голову двухгорбого верблюда. 'Двухгордый люблюд', - вспомнил Артамонов выражение, которым обзывали Мурата накануне его помолвки с Нинелью, вспомнил, вообразив, как смешно эта их с Ликой композиция под одеялом смотрится с некоторого расстояния.
Дождь молотил по оконному карнизу не переставая. Вскоре изгнанные жильцы вконец взбунтовались и велели романтикам прекратить дешевые терзания и освободить помещение. Артамонов с Ликой оделись и, пройдя сквозь строй наблюдателей с вопросниками в руках, поплелись вниз под шуточки и приколы вслед.
- Набрось капюшон, - сказал он и возложил ей на волосы хрустящий целлофан. - Наконец-то он тебе пригодится. Безыдейное мокнутие кожи ни к чему хорошему не приведет. Сегодня с погодой просто что-то страшное творится.
- Странно как-то, без явной боли, - не отпускала она Артамонова. - А ведь это событие. Вопреки моим стараниям тебе удалось организовать область мучений. Не знаю, как теперь буду ходить в одиночку по нашим местам. Страшно.
- Все это пройдет, растает, сотрется.
- Не надо меня утешать. Знаешь, как это называется? - придумала Лика. Условия для совместной жизни есть, но нет причин.
- Я не утешаю, я говорю то, что будет.
- Уезжающим всегда проще, - позавидовала она ему. - Их спасает новость дороги. Впрочем, к тебе это не относится. Завтра иду на свадьбу к подруге. Мне обещали подыскать ухажера. Специально напьюсь, чтоб никому не достаться.
- Вот видишь, жизнь потихоньку начинает брать свое, - успокоил он ее. У тебя уже есть проспект на завтра. Все обойдется. Когда я вернусь, ты будешь иметь троих детей и крепкого хозяйственника мужа.
- Не смей так! - предупредила она его. - Где бы ты ни находился, знай, что до меня тебе будет ближе, чем до любой другой, - не хотела она ничего слышать. - Обними покрепче.
- Выйди из лужи, - попросил он ее.
- Пустяки.
- Ты даже не заметишь, как увлечешься своей жизнью без меня, - пообещал он.
- Возвращайся ко мне, - звала она. - Если потеряешь любовь, не переживай - нам на двоих вполне хватит одной моей. Мы с тобой еще поживем!
- Я буду иметь в виду, - сказал Артамонов. - Но думаю, что ты меня не дождешься. Ты даже не можешь представить себе, что такое три года. Это целая жизнь. За три года иные вообще проживали все основные события своей жизни. Три года - это почти целая Отечественная война.
- Если бы ты не болтал так много и попусту...
- А тебе спасибо отдельное. Ведь с тобой я все-таки в чем-то победил себя.
- В чем, если не секрет?
- Впервые ничего не опошлил.
- Мне бы твои заботы... Ежик у тебя на голове совсем пропал - хоть снова к цирюльнику.
- Да, пора, но теперь меня уже постригут, как положено, по уставу. А ведь прикинь, меня бы могли и посадить.
- Куда?
- Куда-куда, в тюрьму!
- Ты все о своих таежных похождениях?
- А о чем же еще?
- Да брось ты, ерунда это. Мы разговариваем, будто находимся в разных комнатах. Я о своем, ты о своем.
- Наверное, потому, что весна.
- В любом случае ты должен написать мне первым, ведь я не смогу сама узнать твоего нового адреса.
- Договорились, - подал он ей свою руку. - Хотя меня так и подмывает не написать.
- Но это уже полный козлизм.
- Согласен. Я не хочу просить тебя ждать меня, но если дождешься, буду рад.
- А ты попроси, тогда я дождусь. У меня будет смысл ждать.
- Нет, я не могу тебя связывать своей просьбой.
Учебка у Артамонова-салаги началась прямо в море, и через пару месяцев он уже не понаслышке знал, чем паровая турбина военно-транспортного корабля отличается от газовой турбины гражданского самолета, до чего на лекциях не успел дойти даже теоретически. За три года службы на флоте он будет вынужден разобраться с этим в деталях.
Глава 21
ЗАПАНЬ ПЯТКОЕ
Нечерноземье объявили Всесоюзной ударной стройкой. Что под этим имелось в виду, никто до конца так и не понял. Известно было лишь, что на весь институт выездным - отправляющимся на работы за пределы региона под лозунгом 'С мастерком и матерком!' - был один только стройотряд 'Волгодонск'. Попасть в него могли лишь избранные. Остальным ничего не светило, кроме как строить свинарники на триста голов в отрядах местного базирования. Это повергало истинных романтиков в самую тосчайшую из всех виданных тоск. Кому было охота торчать целое лето в райцентре Стародубье и почти задаром восстанавливать изнутри рухнувшие навозоотстойники!
Ввиду избытка романтизма в среде первокурсников сам собою сформировался 'дикий' стройотряд. Артамонов подал идею - она витала в воздухе, а Мукин приступил к ее претворению в жизнь - написал письма в 29 леспромхозов Коми АССР.
