— Что же мы можем поделать?
— Говорят, что мне следует поговорить об этом с его величеством.
— Вы честная и порядочная женщина. Позвольте предоставить вам свободу для вашего счастья.
— Но ведь вы мой муж, который постоянно обо мне заботился и меня защищал!
— Правильно, но, видите ли, я был вблизи дома, где один молодой человек был почти при смерти, а за ним ухаживали две молодых женщины. Одна была в деревенском платье, другая — замужняя дама.
Сюзанна бросилась к ногам мужа.
— Простите меня, ради Бога, простите! — рыдала она.
— Простить вас, несчастная? Да за что? Ведь я немало прожил на свете и все понимаю. Нет, вы чисты и непорочны, как и были. Как же я могу вас прощать? Встаньте, прошу вас, и положитесь на Бога. мне недолго осталось, вы станете свободны, и лишь он вам судья.
А пока в Компьене разыгрывалась эта сцена, мадам Шатофор вернулась в Париж и попала на прием к министру Лувуа.
— Однажды вы уже спасли Бель-Роза, — ответил ей министр, когда она изложила свою просьбу, — второго раза не будет.
Мадам Шатофор сделала удивленный жест.
— О, память мне не изменяет, — сказал Лувуа, — на этот раз Бель-Роз не лишил жизни человека, но на десять лет его преступление вполне потянет. Он сейчас в Бастилии, там и останется.
ГЛАВА 28. АРГУМЕНТЫ МИНИСТРА
Бель-Роз тем временем очутился в одиночной камере Бастилии. теперь он лишился свободы, но заодно и текущих забот. И он предался размышлениям о своей жизни. Мало-помалу они свелись к дилемме — как ему быть с чувствами к Сюзанне и Женевьеве. Но удалось лишь одно: он пришел к выводу, что если эти две звезды почему-либо погаснут в его жизни, угаснет и сама его жизнь.
Через некоторое время за Бель-Розом пришел конвой, и его отвели к начальнику тюрьмы. Войдя, Бель- Роз увидел, что в кабинете присутствует также Лувуа, которого он узнал по виденным ранее портретам.
— Мсье, это вы были утром у господина Бергама? — спросил его министр.
— Да, я.
— И вы забрали у него бумаги, предназначенные мне?
— Я их купил, как обычный товар.
— Но я их купил ещё раньше.
— Товар принадлежит тому, кто расплатился первым.
— Да вы смелы, — усмехнулся министр, — но я могу расправиться с вами, если того пожелаю.
— Это вы действительно можете.
— Вы сожгли бумаги?
— Да, монсеньер.
— Полностью?
— Да.
— Вы ознакомились с их содержанием?
— Нет, монсеньер.
— Но видно, что-то подозревали, раз вы их уничтожили?
— Такие подозрения могут возникнуть, судя по той поспешности, с которой меня преследуют.
— Вы не ошиблись. Иначе вас бы тут не было.
— Догадываюсь.
— Одно ваше слово, мсье, может вас убить.
— Только одно?
— Одно-единственное. Вы же видите, я позаботился о вашем тщательном содержании.
— Э, есть слова, которые стоят всего этого.
— Берегитесь, чтобы вам не замолчать окончательно. Ну, хватит. Я хотел бы знать, желаете ли вы сохранить голову или нет.
— Это угроза, монсеньер?
— Более, чем вы думаете.
— Кровь за бумаги, которые я даже не прочел? Вы расточительны, монсеньер.
— Но одно слово может вас спасти.
— Какое?
