подслушивают - все слуги в доме, нищий у входа. - Именем Ильса молю, тише...
- Теперь мы вспомнили Ильса, да? Полагаешь, это поможет?
- Заткнись!
- Беги же, ну! Почему ты не сбежишь отсюда? Ты...
В прихожей открылась дверь, и порыв ветра с улицы заставил задрожать пламя свечей.
- О боги! - воскликнула Мория, разворачивая свой стул, дерево заскрежетало по камню; другой звук вызвал Мор-ам - звон от кубка, поставленного мимо стола и покатившегося по полу.
Но в дверях стоял Хаут, а не Она; всего-навсего Хаут, с покорным, как у лани, взглядом и с выражением смутного удовлетворения на красивом лице. Удовлетворением зловредного ребенка:
Мория надеялась, что дело ограничится только этим. Дверь затворилась. Никого из слуг поблизости не было.
- Новая ш-шутка, - усмехнулся Мор-ам. Тик возобновился.
Кубок лежал на полу в луже вина янтарного цвета.
- Я принес новости, - сказал Хаут, обходя стул и направляясь к тому месту, где на столе стояло несколько бокалов.
Он был хорошо одет, этот бывший раб, так же как и они сами: рыжевато-коричневая туника и черный плащ, отличные сапоги, и был при мече, будто благородный господин. Хаут взял кувшин, и вино с тихим звуком полилось в золотой цилиндр. Он залпом осушил бокал.
- Ну, - спросил Мор-ам, - ты пришел сюда только затем, чтобы угоститься?
- Нет.
Хаут всегда был словно полон тишиной. Постоянно опущенный взгляд, склоненная голова: бывший раб. Мория помнила шрамы у него на спине, да и не только на спине; ночи, проведенные съежившись вдвоем у очага из грубого кирпича и укрывшись домотканым покрывалом; конвульсии любви, которую суждено испытать лишь однажды. Все так переменилось...
- Она хочет, чтобы вы сделали это, - сказал он, обращаясь к Мор-аму. Сегодня вечером.
Неуловимым движением руки он извлек крошечный сверток и бросил его на стол рядом с бутылкой вина.
- Сегодня вечером?.. Во имя милостивого Шальпы...
- Придумайте, как.
Взгляд Хаута на мгновение стыдливо обратился на Мор-ама, затем на Морию и снова ускользнул куда-то в пол; в мелочах бывший раб не менялся.
- Хорошее вино.
- Черт тебя побери, - дергая ртом, произнес Мор-ам. - Черт тебя побери...
- Тише, - сказала Мория, - тише, Мор-ам, не надо.
Затем Хауту:
- Хочешь поесть?
Это уже чисто по привычке: были времена, когда они голодали - она и Хаут. Теперь все это в прошлом, сейчас Мория даже располнела. Было время, она упивалась до потери рассудка, а Хаут любил ее даже тогда, когда она была немила сама себе. Теперь она была рассудительная, трезвая, раздобревшая - и напуганная.
- Ты не останешься?
...Она с ужасом думала об одиночестве, которое охватит ее после того, как Мор-ам уйдет с Хаутом (к слугам она не прикасалась - ее власть над ними была весьма ограничена, к тому же они были грубы). Хаут улыбнулся той застенчивой холодной улыбкой, которая роднила его с Ней, и провел пальцем по краю кубка, так и не подняв глаз.
- Нет, - ответил он.
И, повернувшись, вышел в темную прихожую. Перед ним отворилась дверь, взметнулся темный плащ, сметая свет свечей в темноту.
- Н-нужно идти, - безучастно сказал Мор-ам, - нужно найти плащ, отыскать Эро, он пойдет со мной - о боги, боги...
Дверь закрылась, заставив свечи биться в припадке.
- Эро! - заорал Мор-ам.
Мория стояла, обвив себя руками и безучастно уставившись в никуда.
Это был результат еще одного превращения, подобного той жуткой алхимии, которая свела ее с ума, приковав к этому богатству. Теперь они живут в пригороде, в Ее доме. И Хаут теперь принадлежит Ей, как тот мертвец - Стилчо, что разделял с ней ложе.
Мория была в этом уверена. Возможно, так же поступил и Хаут, благодаря какому-то волшебству неуязвимый для Ее проклятья.
Мрадхона Виса Мория не видела с того самого утра, как он ушел.
Возможно, он уже мертв. Возможно, произошло то, чего он боялся больше всего на свете, - повстречался с Ней, когда у Нее было не самое благодушное настроение.
- Эро! - снова крикнул Мор-ам, подзывая своего телохранителя, вора высочайшего класса.
Пламя тоже казалось не к месту, как золото и мечи, ставшие сумасшедшей действительностью.
***
На улицах в пригороде было безлюдно - привратник у входа в одно из имений, и никого больше, но Хаут шагал в тени, не только по привычке, просто в Санктуарии оставаться незамеченным мочью - всегда к лучшему; а в Санктуарии последнего времени - бесспорно лучше. У всех здешних домов были зарешечены окна охраняя ранканскую знать от неранканского жулья, грабителей насильников, а порою убийц, в которых превращаются застигнутые врасплох воры; но теперь появились и другие - политические - визитеры, которые крадучись скользили во тьме, выставляя на всеобщее обозрение кровавые результаты своей деятельности.
Начало этому положило соперничество ястребиных масок с пасынками; затем нищих с ястребиными масками; жрецов со жрецами, богами и колдунами; а теперь убийства вползали в пригород вместе с небольшими отрядами, доказывая правоту какой-нибудь клики достижением недостижимого и поражением неуязвимого, выплескивая на улицы террор и убеждая запуганных жителей, что лучше всего присоединиться к какой-либо группировке.
И теперь по Санктуарию все ходили, мысленно держа в голове схему улиц и площадей, контролируемых той или иной группировкой, и стараясь избежать определенных мест в определенной последовательности, чтобы случайно не оказаться на территории соперника.
Хаут игнорировал большинство таких границ - во всяком случае, ночью. Находились, правда, глупцы, которые осмеливались трогать его. Но таких было немного. Хаут привык к страху и сейчас испытывал его реже, чем прежде, и это придавало ему спокойствия.
В свое время он находился в обучении недалеко от Стены Чародеев, и его учитель был добрым - для этого страшного места.
- Почему ты остался? - спросила как-то Хаута его нынешняя наставница.
- Научите меня, - попросил он тогда, показав вампирке то немногое из колдовства, что помнил. И она улыбнулась ему - Ишад, не имеющая родины; улыбнулась так, что стало жутко.
- Маг, - сказала она, - ты хочешь стать магом?
Тогда Хаут любил Морию. Она обходилась с ним ласково, с ним никогда никто так не обращался. И он думал (хотя его терзала странная догадка, что это навеяно чарами Ишад), что ради Мории ему следует задабривать колдунью. Что этим он сможет защитить ее и себя - союз с таким могуществом означал безопасность, этому научил его опыт.
В глубине души он знал, что Ишад могучий некромант, а не дешевая ведьма; зажигание свечей взглядом и повелевание ветрами для нее лишь шутки.
Хаут вдыхал этот ветер, ощущал это могущество, он был пойман в ловушку по причинам, не имеющим ничего общего с любовью или признательностью: он был нисиец, и колдовство было у него в крови.
В эту ночь он шел по улицам, пересекая границы зон, и никто не смел тронуть его. Нечто, долгие годы жавшееся у него внутри, расправило крылья (темные крылья).
Хаут мог бы остаться в пригородном доме.
Но выбрал иной путь.
***
Невдалеке шумела река, сквозь древние камни пробивалась
