- У нас мало людей. Оставайтесь здесь. Вис, прошу тебя, помни, кто платит тебе больше всех. Хочешь еще больше - скажи... ты понял?
Мрадхон тупо посмотрел на него - в его взгляде не было жадности, нет. Лишь приглашение на последнюю встречу.
- Я позабочусь, - сказал Демосу Страт. - Не думаю, что здесь что-нибудь случится. Просто держите его подальше от улицы.
Он снял плащ с крючка у двери, неприметный, как и вся одежда, хранящаяся здесь. Только конь был гнедым, приметным - но ничего, послужит и такой.
- Ты отправляешься к Ней?
Страт понял. Обернувшись, встретился взглядом с Мрадхоном.
- Знаешь того, кто у нее сейчас? - спросил Вис. - Наконец-то она завела себе любовника, которого не может убить. Судя по всему, холодный, как рыба. Но она не очень-то разборчива.
У Страта было очень спокойное лицо. Он всегда старался сохранять его таким. Подумал, а не убить ли Виса? Или распорядиться об этом. Но в предателе-ниси было что-то от безумного. Страт уже видел такой взгляд у человека, который вскоре сжег сам себя.
- И проявите выдержку, - добавил он. - Не надо убивать его.
С этими словами Страт вышел, открыв дверь, ведущую на темную зловонную лестницу, и тихо затворив ее за собой.
Шаги зачастили по лестнице, а Мрадхон Вис все стоял в серой пустоте. Усталый. Замерзший. Хотя помещение было слишком тесным, чтобы в нем было холодно.
- Садись, - предложил один из охранников.
Вис направился было к стулу. Но его опередили. Второй пасынок облокотился на стол. Оставался лишь пол.
Он направился в угол, предпочитая стену за спиной воздуху, и, расправив плечи, сполз по ней на пол. Все стали ждать. Вис старался не смотреть на охранников, чтобы не провоцировать их.
Хватит. Он уже попытался сделать это в отношении их начальника - из-за смутного прилива сочувствия к собрату-глупцу.
Она. Ишад. Не приходилось гадать, к кому обратятся за помощью пасынки, когда в дело вступит Роксана. Вернее, к кому обратится за помощью этот пасынок: Вис следил за Стратом - за плату, которую получал от другой стороны. И тот знал это. Этому человеку вскружила голову смерть тем, что он изо дня в день боролся с ней. Вис помнил, что нечто подобное было и с ним до тех пор, пока он не вскружил голову смерти; и тогда дело приняло совершенно иной оборот.
О глупец, сын шлюхи! Глупец.
Враги Санктуария обложили город со всех сторон, и с северной границей, трещавшей по швам, правление Рэнке здесь близилось к концу. Сам воздух был зловонным - осенние туманы, дым; лихорадочный ветер с реки гулял по улицам, проникая за окна, приторно-сладкий от гниения. И не было сна в такие ночи.
Часть нисибиси проскользнула через руки колдунов, а их золото и обученные ими отряды смерти продолжали терзать Империю, не забывая мстить и предателям, вроде Виса. Племена пустыни двигались из Каронны; а в порту Санктуария действовали илсиги. Одним богам известно, откуда появились бейсибцы и что их наслало.
Вис знал слишком много. Дело пасынков трещало по швам, а его собственное уже давно было мертво. Ветер с реки проникал повсюду, приторно-сладкий от гниения, тошнотворный от разврата, и обещал.., обещал...
По крайней мере Вис попытался. Это был его самый бескорыстный поступок за полгода. Но никто не сможет спасти глупца.
***
В предместье были особняки, украшенные более помпезно, чем у них. Таким был этот - с мраморными полами, устланными кароннскими коврами, и стенами с золоченой отделкой. Жирный лохматый пес рыжей с белым масти лаял на них до тех пор, пока лакей не унял его. Мор-ам испытывал ненависть к откормленной бесполезной твари, ненависть к лакею, ненависть к длинноносому жирному ранканскому патрицию, вразвалочку спустившемуся в прихожую, чтобы узнать, кто побеспокоил его в этот час.
- У меня гости, - прогнусавил патриций (его звали Сифинос), - гости, вы понимаете?
Втянув воздух, Мор-ам расправил плечи, выпучил один глаз, краем другого, здорового, наблюдая за Эро, заглядывавшего через арку в другую комнату.
- Мне так и передать Ей?
- Прочь.
Сифинос махнул рукой, прогоняя слуг, и указал Мор-аму на дверь кабинета; они уже были там в прошлый раз. Сифинос сам закрыл дверь. Эро остался снаружи.
- Ты должен был прийти после полуночи - только после полуночи...
Мор-ам протянул свиток: маленькие глазки на свиной морде неожиданно стали трезвыми, и взбешенное достоинство вызвало прилив крови к щекам. Мор-ам ответил пристальным взглядом здорового глаза и, передав пакет, стал смотреть, как патриций изучает печать.
- Началось, - сказал он. - Вот слово, которое следует передать. За тобой следят. Сегодня ночью отряды смерти войдут в пригороды. Ты слышишь меня, эй?
- Чьи? Когда? - румянец стал лихорадочным. На скулах и лбу заблестел пот. - Назови мне имена. Разве не за это мы платим тебе?
- Передай слово Факельщику. Передай его вверх по цепочке.
Скажи - пусть сегодня ночью он смотрит в окно. Скажи... - Мор-ам попытался в точности восстановить те слова, что он должен был передать, слова, которые Хаут прошептал ему десять дней назад. - Скажи, что он сам поймет, сколько стоит наша помощь.
Ни восклицаний, ни проклятий, означающих ярость жирного патриция. Илсигский пес - лишь говорил его взгляд, выражая желание прогнать гонца. И страх, что тот может укусить.
- Он знает, - сказал Мор-ам спокойно и размеренно, и о боги, боги, только бы тик унялся! - Он сможет передать принцу-губернатору... - черт бы побрал судороги лица и подергивание рта. - Он поймет, в чем состоит опасность. И заплатит любую цену, которую мы назовем. Скажи, чтобы Котенок тоже смотрел из окна.
***
Тревожные ощущения не покидали его всю дорогу. Стратон ехал один возможно, это было неосторожно, но отряд пасынков, стучащих копытами вдоль берега реки, переодетых или нет, привлек бы слишком много внимания. Страт качался, словно пьяный, сдерживая гнедого до неспешной рыси; весь последний квартал он обливался потом. Трех своих спутников он отослал в другую сторону. Набережная реки Белая Лошадь постепенно менялась; широкая у моста, выше по течению она сузилась, стиснутая постройками, и превратилась в неровную колею с остатками древней каменной кладки. Вдоль берега в расширяющейся пойме росли неухоженные деревья. Заросли диких трав обступали дорогу. К северу от этой черной реки на сваях у дороги, словно матерый притаившийся хищник, стоял небольшой особняк, и такой же на юге - некоторое время назад оба они были спалены, полыхавшее пламя было так сильно, что деревья и кустарники в окрестностях обуглились и сгорели. Но теперь на них не было видно и следа пожара, оба, как и прежде, стояли в темноте под светом звезд, окруженные зарослями кустов и пахнущие затхлой сыростью давно заброшенных мест, а древние деревья протягивали осенние (не тронутые пожаром) листья к небу.
Ишад построила забор и высадила живую изгородь; ее дом, вцепившийся в свою полоску поймы, смотрел через двор и ворота на ряды складов, отдалившись на почтительное расстояние от окружающего мира, расстояние, уважительно соблюдаемое всеми мудрыми людьми; одно из мест в каждом городе, подумал Страт, источающее гниющий запах беды и зловоние заразного несчастья.
Территория Ишад. Весь свой путь он проделал в одиночестве.
Ни один известный ему отряд не смел сунуться на эту узкую полоску улицы рядом со складами.
Соскользнув с коня, Страт привязал поводья к изгороди и открыл несуразно низкую калитку. Сорняки - о боги! - повсюду.
Так быстро. Вместо цветов Ишад разводила паслен.
У Страта участился пульс, а во рту пересохло, когда он подошел к двери с облупившейся краской и протянул руку, ожидая, что, как всегда, дверь распахнется сама.
