Констанс сощурилась, но ничего не сказала.
Майлс стоял с открытым ртом и переводил взгляд с Фрэнси на Констанс и обратно.
– Это… Этого не может быть.
Фрэнси рассмеялась.
– Не ожидали, Майлс? Неужели вы не знали? Ричард знал. И Томазина знает. Посмотрите на нее. Если хотите, можете спросить. Собственно, благодаря Томазине я и получила доказательство того, что Лавиния Стрэнджейс подсунула мне свою дочь. Оно у меня. Это письмо от Лавинии. Констанс не имеет права на Кэтшолм и на все остальное тоже.
Томазина так сжала пальцы, что побелели костяшки, и голос у нее дрожал, когда она спросила:
– Фрэнси, вы нашли письмо?
– О да, я его нашла. Приходи утром, и я дам тебе его почитать. А теперь прошу прощения, у меня есть более интересные дела.
Майлс не произнес ни слова, позволив ей взять себя за руку и повести за собой.
Остальные молча проводили их взглядами.
– Констанс! – Томазина бросилась к ней и взяла ее за холодную как лед руку. – Прости, ты не должна была узнать это вот так, но ты – моя сестра.
Она никак не могла понять, почему Констанс не заплакала от того, что она незаконная, и даже не удивилась.
– Ты знала? Вербурга показала тебе письмо?
Констанс с раздражением поглядела в ее сторону.
– О том, кто моя мать, я знала задолго до письма. Джон Блэкберн признался, что он мой отец. Он сказал, что у меня руки моей матери. Это было уже после ее отъезда.
– Констанс, я…
Констанс ни о чем не хотела больше говорить. Пробормотав какое-то ругательство, когда хлопнула дверь в спальне Фрэнси, она, даже не взглянув на Томазину, бросилась вон из комнаты.
Томазина наконец поняла, что она ревнует. Констанс не хотела упускать Майлса Лэтама.
Придя в смятение от открытий последних нескольких минут, Томазина ничего не могла больше придумать, как возвратиться к себе в комнату. Наутро она пошла к Фрэнси и узнала, что было в письме Лавинии, написанном в ответ на то, которое Томазина нашла в Лондоне. Фрэнси забрала его из комнаты Констанс буквально за несколько минут до прихода туда Томазины.
– Я не хотела ничего говорить, – сказала Фрэнси, но было ясно, что она наслаждается возможностью лишить Констанс наследства.
Потом Томазина отправилась к Марджори, потрясенная тем, что Констанс давно все знала и держала в тайне, и все ей выложила.
Марджори подвинула к очагу два стула, потому что сентябрь выдался на редкость холодный. Руки ее были заняты вязанием.
– Из письма ясно, что Констанс твоя сестра?
Томазина кивнула.
– Фрэнси сдержала слово и прочитала мне письмо. Я его тоже читала. Оно очень деловое. Матушка признается, что подменила ребенка, и настаивает на том, чтобы Фрэнси сообщила об этом Ричарду, – мол, тогда он откажется от свадьбы. Он бы тогда мало получил в наследство. В письме нет совсем ничего о будущем Констанс.
– А из письма понятно, почему твоя мать считала Ричарда Лэтама неподходящим женихом?
– Нет. Там ничего не говорится об ее отце.
– Ну, наверняка это был Джон Блэкберн! – Марджори отложила вязание, чтобы помешать похлебку, варившуюся на огне. Попробовав ее и добавив соли, она улыбнулась Томазине. – То, что он ее отец, дает ей моральное право на земли, если не формальное.
– Только не на земли Раундли! А вдруг не он был отцом, а Ричард Лэтам? Или кто-то другой?
Она не могла забыть, что Джон Блэкберн ошибался по крайней мере еще в одном деле, касавшемся ее матери.
– Ты никогда не видела их вместе. Я имею в виду Констанс и Джона Блэкберна. Они были очень близки. И очень любили друг друга. Блэкберн любил ее больше, чем Фрэнси. Я-то думала, что тут удивительного, ведь это дед с внучкой, а оказывается, вон оно что… Она его дочь, это точно. И сестра Фрэнси – точно так же, как и твоя сестра.
– Кто бы ни был отец Констанс, я ничем не могу ей помочь. Мое присутствие только все осложняет. Пора мне, пожалуй, уезжать.
Томазина встала и уже направилась к двери, как Марджори остановила ее вопросом:
– Томазина Стрэнджейс, ты любишь моего сына?
– Очень люблю, только он меня не любит.
– Любит. Он просто боится, вдруг ты его не любишь. В последнее время, мне кажется, он решил, что женщинам вообще нельзя доверять. Он даже во мне усомнился, но это не имеет к тебе ни малейшего отношения.
