нет ни войска, ни большого поста, ни богатства. Разве эта женщина когда-нибудь выйдет за меня замуж? У ее сына Гютлюг-Инанча сотни таких нукеров, как я, которые заискивают перед ним и которых он ни во что не ставит. Я по-прежнему продолжаю быть лошадью, на которой другие хотят доскакать до счастья. Скоро, очень скоро меня отшвырнут с дороги! Я вижу: мелеке смеется, не иначе, как надо мной... Да, кем я был и кем стал! Ах, мое глупое сердце, куда ты меня завело, что ты со мной сделало?! Как я могу любить женщину, убившую своего мужа?! Эта женщина достойна презрения, но я почему-то не презираю ее, а люблю. И потому, я чувствую, она презирает меня. Чего можно ждать от женщины, которая не смогла сохранить верность такому хекмдару, как атабек Мухаммед?! Новых преступлений, новых убийств, нового предательства! А какую награду я получил? Проклятье моего народа да муки совести. Ради нее мне придется убить султана Тогрула и Кызыл-Арслана. Неужели я это сделаю?! Ради нее, ради неблагодарной, бессердечной женщины? Ради ее лживых уст! 'Остальное потом!..' Что это значит?! Это значит, я должен совершать новые преступления и опускаться все ниже и ниже. Ах, как я презираю себя за малодушие! Нет, нет, я не хочу опускаться дальше. Я должен взять себя в руки. Я владею тайнами этой женщины и могу погубить ее в любой момент. Но как это сделать? Стоит ей лишь ласково взглянуть на меня, и я забываю все на свете. Я думаю только о ней, о моей милой Гатибе. Любовь превращает меня в квелого котенка. Будь он проклят, этот сердечный недуг! Он заковывает бесстрашных героев в стальную цепь и бросает к ногам бессовестных обманщиков. Ах, любовь, ты заставляешь честных людей идти на преступление! Справедливых ты делаешь жестокими. Ты ставишь перед собой на колени тех, кто не склоняет головы ни перед верой, ни перед святым пророком, ни даже перед самим аллахом. Ты - яд, отравляющий людской покой! Ты принуждаешь сильных духом людей к самоубийству. Ты заставляешь их ненавидеть своих друзей, родных, даже родителей! Ты зарождаешься в человеческом сердце, в людской крови, и ты требуешь, как дани себе, пролития крови, убийства! Ты заставляешь людей питать ненависть к своим ближним. Ты торжествуешь, видя человеческое бесчестие, низость, мольбы, безумие. Ты можешь заставить мудрейшего из мудрецов валяться в ногах ничтожной женщины. Как правы те, о любовь, кто считает тебя порождением дьявола! Из-за тебя хекмдары могущественных государств отдают свою волю во власть бессовестных обманщиц. Порой из-за тебя судьбы больших народов зависят от капризов взбалмошной женщины. Ты, любовь, не что иное, как бездумная и низкая чувственная страсть! Ты можешь примирить и соединить самые противоречивые характеры, и ты можешь сделать смертельными врагами близких по духу людей. Ради тебя, ради короткого мига сладостного забвения, который даришь ты, люди становятся несчастными на всю жизнь! И ты непобедима. Ни меч, ни мольбы, ни вера, ни людская совесть не могут с тобой совладать. Одна только смерть может излечить человеческое сердце от любовного недуга. Да, смерть, к тому же бесславная смерть...'
Гатиба, словно отгадав мрачные мысли Хюсамеддина, ласково сказали:
- Жизнь моя, Я вижу ты устал, но знай: физическая усталость ничто по сравнению с усталостью души, терзаемой отчаянием и безнадежностью! С тех. пор, как я рассталась с тобой
и приехала в Рей, я не знаю покоя. Ах, как я устала! Можно пройти сотни ферсахов пешком, можно много дней не есть, не пить, можно неделями спать на голых камнях - и человек так не устанет. Да, самая тяжкая усталость - это усталость человеческой души. Я уже начала думать о самоубийстве, одно лишь удержало меня от этого шага: мечты о тебе. В самые тяжелые минуты отчаяния я начинала думать о тебе - и это приносило мне облегчение. Только это спасло меня, иначе я сейчас не стояла бы перед тобой.
Гатиба прильнула к Хюсамеддину и жадно впилась в его губы.
- Как я люблю целовать тебя, - прошептала она, минуту спустя. - Губы это ворота любви. Когда ты целуешь меня, мне кажется, будто наши сердца начинают биться как одно.
Жизнь моя, тепло твоих губ действует на меня как дурман. Они - и вино, и чудодейственный эликсир. Возьми мою руку в свою, ты почувствуешь, как стучит кровь в моих жилах. Так же
бьется и мое сердце. Ты слышишь? Вот моя рука...
Хюсамеддин, сжимая в своей руке тонкое, нежное запястье Гатибы, думал уже совсем иначе, чем пять минут назад.
'Да разве есть на свете человек более счастливый, чем я?! - говорил он себе. - Мелеке огромного государства целует меня и признается в своей любви. Верно говорят: любовь стремится к любви. Любви все равно, богат ты или беден, ничтожен или знаменит, нищий или падишах. Разве Гатиба в девичестве не любила бедняка-поэта?! Разве из любви к нему она не была готова пожертвовать своим будущим?! Порой меня начинают одолевать мрачные мысли, но потом это проходит... Человеку свойственно колебаться и заблуждаться. Но разве нужно удивляться тому, что мелеке влюблена в меня? Недаром в сказках рассказывают, что падишах может влюбиться в скотницу, а дочь падишаха - в плешивого дурачка. Правда, порой влюбленный может ощущать чувство безнадежности, но потом оно проходит. К тому же я не какой- нибудь плешивый дурачок. Я - Хюсамеддин! И блеск моего разящего меча еще ослепит глаза заносчивых аранцев. Разумеется, Гатиба знает, как я храбр, и это усиливает ее чувство ко мне...'
- А теперь ступай отдохни с дороги, - сказала Гатиба.- Я тоже прилягу. Вечером, за ужином, мы поговорим с тобой о самом главном.
МЕЛЕКЕ
Когда тахтреван Гатибы подъехал к Тебризским воротам Хамадана, она, подняв занавеску, увидела прибитый над воротами кусок шелкового полотна, на котором было написано:
'Столица султана Тогрула приветствует свою обожаемую мелеке!'
Город был празднично украшен. Ряды иракских аскеров стояли по обеим сторонам улиц, по которым следовал тахтреван Гатибы. Следом за ее тахтреваном двигался тахтреван Захира Балхи и Камаледдина. От самого Рея до Хамадана Гатибу сопровождал большой отряд, рейских всадников, возглавляемый Хюсамеддином.
На площади перед дворцом покойного атабека Мухаммеда тысячи приверженцев султана Тогрула кричали: 'Да здравствует мелеке!'
Спустя неделю султан Тогрул пожаловал во дворец покойного брата навестить Гатибу-хатун,
Он знал, чего она начнет сразу же добиваться от него, поэтому начал свой разговор так:
- Изгнание уважаемой Гатибы-хатун из Хамадана более всего опечалило и огорчило меня. Я хочу прочесть мелеке свое стихотворение, написанное мной в минуты тоски по мелеке.
Вчерашнее счастливое свиданье
Сегодня превратилось в ожиданье.
Судьба то преподносит нам дары,
То облагает непосильной данью.
Гатиба, пристально глядя в глаза Тогрула, процедила сквозь зубы:
- Стихотворение, лишенное смысла, - это не стихотворение. Поэты ошибаются, думая, что любовные чувства можно верно выразить с помощью бумаги и пера. В самой любви гораздо больше поэзии, чем в каком бы то ни было стишке. Пытаясь передать любовные чувства в стихах, поэты лишь искажают любовь. Пусть элахазрет султан извинит меня, но я очень внимательно выслушала его творение и считаю своим долгом сказать ему: если стихотворение не имеет глубокого смысла или достойной идеи, оно получается лживым и искусственным. В таких случаях поэту ничего не остается, как скрывать скудность мыслей под поэтическими образами и рифмой. Должна напомнить элахазрету: фальшь - неверный путь в искусстве. Однако пусть элахазрет не думает, что я своими замечаниями пытаюсь отрицать его чувства ко мне. Просто я хочу доказать ему бессодержательность его попытки. Впрочем, если бы даже элахазрету удалось выразить в своем творении какую-то идею или более или менее четкую мысль, все равно это ничего не дало бы нам, так как наши идеи и наши задачи столь велики, что о них не скажешь в коротком стишке. Коль скоро судьба нашей любви неразрывно связана с судьбой всего государства, тут требуется нечто иное, чем рифма и художественные образы. Пусть элахазрет докажет свою любовь не на словах, не нагромождением фраз, именуемом стихотворением, а на деле, в жизни.
Тогрул решил не читать дальше своего стихотворения. Свернув листок, он сунул его в карман и с легкой усмешкой сказал:
- Мне кажется, прекрасная мелеке не срвсем права. Маленькое стихотворение может заключать в себе большую идею и большие мысли. В прочитанных мною четырех строчках мне
удалось передать свои чувства и тоску по мелеке в тот период, когда я не имел возможности видеть ее. Разве мне не посчастливилось выразить в этом коротком стихе весь ужас нашей разлуки?! Разве мелеке не почувствовала в нем волнения сердца, полного любви и страданий?
