- Очень разумно, - сказала женщина, дожевывая. - У человека один рот и два уха, как говаривала, бывало, моя мама, когда мы были детьми. Вам далеко?
- До Саммиры, - ответил Бардас. - Там мне придется пересесть. Конечная цель - Ап-Калик.
Она кивнула:
- Ап-Калик. Хм. Я частенько бывала там, когда была помоложе. Управляющий государственного кирпичного заводика... такой хороший был клиент. Духи, - добавила женщина, как бы объясняя род своего занятия.
Я в этом деле уже двадцать лет, приняла его от отца, когда мне исполнилось семнадцать, а через три года выкупила доли у братьев. Их у меня двое. Надеюсь, моя младшая продолжит семейную традицию, когда подойдет ее время. Дочке больше нравится заниматься производством, а вот разъезжать она не любит, а я наоборот. В общем, пока все идет хорошо, мы работаем вместе. Моему сыну, конечно, не по вкусу, что я так много путешествую. Наверное, считает, что из-за меня и он выглядит в плохом свете, но кому какое дело? Не буду отрицать, большая польза иметь сына в дорожной службе. Во-первых, всегда можно подсесть в почтовую карету, а это, согласитесь, немалое преимущество. Не уверена, что с такой же легкостью отправлялась бы в путь на муле. А вы когда-нибудь раньше бывали в Саммире?
Бардас покачал головой:
- Для меня это только название.
Попутчица фыркнула.
- А там ничего больше и нет, городишко катится под гору с тех самых пор, как потерял торговлю индиго. Если будет время, сходите посмотреть бани, а вот на местный рынок не стоит и время тратить. Точно то же самое найдете в Толламбеке, только вдвое дешевле.
Бардас кивнул:
- Буду иметь в виду.
- А вот Толламбек... - продолжала женщина,- Самое лучшее там - рыбное рагу. Откуда у них взялся вкус к рыбе - ведь до моря-то далековато. Это известно только небесам, но факт остается фактом: я бы предпочла каждый день есть соленую рыбу по-толламбекски, чем любую другую, пусть и свежую. И пусть мне говорят, что хотят, я не отступлю. А в тех краях, откуда вы родом, рыбы много едят?
- Я жил в Перимадее, - ответил Бардас.
- Перимадея, - повторила торговка духами. - Так... макрель, много трески, тунец, угорь...
Бардас пожал плечами:
- Боюсь, что не знаю. Мы их всех называли рыбой. Она была серая и шла кусками, как хлеб.
Женщина вздохнула:
- Вот и сын у меня такой же, ничего не понимает в хорошей пище. Ему все одинаково. Просто позор. Я хочу сказать, что ведь жизнь - во многом еда и питье. Если вам это не интересно, то сколько же жизни расходуется впустую.
- Наверное, вы правы.
Как и предрекла попутчица, вместе с сумерками пришел холод. К счастью, в углу кареты обнаружилась сложенная воловья шкура, и Бардас закутался в нее. Эскорт остановился, чтобы зажечь фонари, а когда они снова тронулись, то скорость осталась почти что прежней.
- Одно из преимуществ ровной, прямой дороги, - сказала женщина. - Не имеет значения, видишь ты, куда едешь, или нет.
Дорожный паек, о котором она упоминала столь пренебрежительно, оказался на поверку длинной и плоской буханкой ячменного хлеба, приправленного чесноком и укропом, куском твердого, черствого сыра и луком.
- Говорят, - заметила женщина, - того, кто ехал с почтой, можно издалека определить по запаху. Не знаю, согласитесь ли вы со мной или нет, но сочетание просто несносное.
Бардас улыбнулся, хотя, конечно, в темноте его улыбку никто не заметил.
- Мне нравится запах чеснока.
- Да? Но это же... что ж, как говорится, каждому свое. Видите ли, в моем бизнесе человек, можно сказать, живет и умирает по своему чувству запаха.
- Должно быть, странно.
- О да, конечно. Удивительно, сколь многие люди относятся к обонянию, как к чему-то само собой разумеющемуся. Разумеется, из всех пяти чувств это самое ленивое, хотя тренировкой можно поправить почти все. Кстати, меня зовут Иасбар.
- Бардас Лордан.
- Лордан... Лордан... Знаете, я слышала это имя. Скажите, а нет ли банка с таким названием где-то... где-то не здесь?
- Думаю, что есть.
- А, ясно. Вот в чем дело. А там, откуда вы родом, у всех два имени?
- Вполне обычное дело. А там, откуда вы, у всех только одно?
Женщина рассмеялась:
- Здесь не все так просто. Давайте я попробую объяснить. Если бы я была мужчиной, меня бы называли Иасбаром Хулианом Ап-Диаком. Иасбар было бы мое собственное имя, Хулиан - имя отца, Ап-Диак - место рождения моей матери. Но я женщина, а потому просто Иасбар Ап-Кандер: идея та же самая, но Ап-Кандер - это название места, где родился мой муж. А если бы я не была замужем, то оставалась бы Хулианой Иасбар Ап-Эскатой, по месту моего рождения. Немного сложновато, но вы не беспокойтесь, иногда иностранцы всю жизнь не могут привыкнуть к нюансам.
- Вы родились в Ап-Эскатое?
- Да. Тогда у моего отца еще был там магазин. Я все собиралась вернуться, но, конечно, сейчас уже поздно. Несколько странное место.
- Да.
- Нет, правда. Знаете, там ели такой невероятно густой суп со сметаной и чечевицей. Мы, бывало, отправлялись на рынок и брали с собой большие раковины. Наливали в них этот суп и потом пили его где- нибудь в укромном уголке, пока он еще горячий. В него добавляли что-то, какой-то особенный ингредиент... я так и не выяснила, что именно. Конечно, можно было бы спросить у матери, но мне и в голову не приходило поинтересоваться. В детстве ведь о таких вещах не задумываешься, верно?
Она говорила и говорила, но Бардас уже не слушал. Он уснул. А когда проснулся, ее уже не было, а карета только что прошла первую дневную смену. Попутчица оставила ему кусочек сладкого, липкого пирога, но от тряски угощение свалилось на пол и перепачкалось в пыли. Рядом валялись листья виноградной лозы.
- Темрай?
Он очнулся и открыл глаза.
- Что?
- Тебе что-то снилось.
- Знаю. - Он сел. - Ты разбудила меня только для того, чтобы сказать, что мне снился кошмар.
Жена посмотрела на него:
- Должно быть, тебе действительно снился кошмар, ты ворочался, метался и хныкал.
Вождь зевнул.
- Пора вставать. Скоро придут Куррай и все остальные, а я всегда чувствую себя таким идиотом, когда приходится одеваться на виду у всех.
Тилден хихикнула:
- Да уж, это настоящее представление. Не понимаю, почему ты так беспокоишься, зачем тебе такое облачение?
- Чтобы меня не убили, - нахмурившись, ответил Темрай. Он свесил ноги с кровати, поднялся и направился в угол палатки, где висело его боевое облачение.
- Люди здесь никогда не надевали ничего подобного, пока мы не пришли сюда. Во всяком случае...
Темрай вздохнул. Он и сам не любил все эти меры предосторожности, все эти кольчуги, сковывавшие движения, делавшие его неуклюжим, медлительным и неповоротливым тугодумом. Вождь не сомневался, что допустил в последнее время много ошибок только из-за груды металла, который ему приходилось
