Раздался оглушительный залп. Выстрелили все пушки разом. Дымом заволокло весь дворец до самой крыши, часть площади Карусель. В горле у меня запершило. Я закрыла глаза, чтобы сдержать выступившие от дыма слезы.
– Назад, назад! – послышался громовой рев.
– Отступаем, отступаем! Их там двадцать тысяч! Выстрелы щелкали то тут, то там, но это было ничто по сравнению с пушечным залпом. Дым понемногу развеивался. Я видела, как толпы санкюлотов в трусливой панике убегают от Тюильри. На брусчатке дворца остались лежать горы трупов и истекающих кровью раненых. Они стонали и хватали убегающих за ноги, умоляя не бросать их. Раненых никто не слушал.
Ряды санкюлотов от пушечной шрапнели и картечи сильно поредели. Словно коса прошла по клеверному полю…
– Это ужасно, ужасно, – прошептала я.
– Нет, – отвечал маркиз, – все в порядке. Еще один решительный залп, и от этих трусов останется только кровавое месиво. Ну-ка, дайте мне ружье! Я подстрелю еще одного негодяя, притворяющегося мертвым.
Вздрагивая от ужаса, я подала ему ружье. Мне было нехорошо. Кровавой бойни я не ожидала. И поэтому на минуту совсем забыла о том, что вскоре у Тюильри будет стоять весь Париж и никакие пушки аристократам не помогут.
Бой кипел, безжалостно ломая судьбы и отнимая жизни.
Санкюлоты недолго пребывали в замешательстве. Командиры быстро объяснили им, что в Тюильри не больше тысячи защитников. Их же, санкюлотов, было свыше двадцати тысяч…
Я машинально подавала маркизу ружья. Мы почти не разговаривали, лишь изредка обменивались репликами. У маркиза даже голубые глаза потемнели от ненависти, брови сошлись на переносице в сплошную линию. Он не останавливался ни на минуту, лишь изредка делал несколько глотков из бутылки с коньяком. Стрелял он очень метко, почти никогда не промахиваясь…
Воздух дрожал от свиста пуль. Теперь стреляли не только швейцарцы. Пули санкюлотов часто попадали в цель, отбивали штукатурку, осколки камня от фасада дворца, рикошетили по мебели.
– Ни шагу назад! Да здравствует нация! К черту Луи XVI!
Пули визжали, сплющиваясь и разбиваясь о камни, со скрежетом скользя по обнаженным саблям, разрываясь либо впустую, либо в груди того или другого участника боя…
– Не выглядывайте! – отрывисто приказал мне маркиз. – Спрячьтесь за стену! Сейчас станет совсем жарко.
Среди грохота выстрелов гремели отзвуки барабанного боя. Снова выстрелила наша пушка, заряженная картечью, страшно засвистели в воздухе осколки, впиваясь в живые тела. Санкюлоты вновь дрогнули. После такого залпа их ряды редели почти вдвое. Они в замешательстве отступали к воротам…
– Черт, дым мешает целиться…
Маркиз навел дуло на марсельца, что в густом дыму отважно размахивал саблей, и нажал на спуск. Я закашлялась, но все же мне показалось, что марселец упал…
– Теперь они тоже приведут артиллерию, – сказал маркиз, наблюдая за бегством неприятеля.
Адский ружейный огонь не умолкал ни на мгновение. Временами мне казалось, что я нахожусь в царстве дьявола и вот-вот услышу злорадный хохот Мефистофеля. Сквозь дым и слезы, застилающие глаза, я видела, как вкатывается во двор что-то большое и темное…
– Пушки, – сказал маркиз. – Две пушки…
Среди дыма вспыхнул огонь – я поняла, что это зажженный фитиль. Почти в то же мгновенье громыхнул пушечный выстрел. Заряд картечи со страшным грохотом разорвался в самой гуще швейцарцев.
– Да пригнитесь же, черт возьми!
Маркиз сильной рукой пригнул мою голову к подоконнику. Я почувствовала, как просвистел осколок над нашими головами, даже ощутила леденящий холодок на затылке… Осколок с шипеньем впился в деревянную обшивку стены и застрял в ней.
– Ну, а теперь мы зададим им жару! – воскликнул маркиз, хватая ружье.
С потолка сыпалась штукатурка. Внизу, под нами, находился вестибюль, где шел самый жаркий бой, и от этого пол под нашими ногами вздрагивал.
– Некоторые убегают в сад, – сказала я тревожно.
– Их там живо поймают санкюлоты…
Раздался второй залп, не такой громкий, но куда более разрушительный. Когда дым рассеялся, я увидела, что на парадной лестнице грудами лежат трупы гвардейцев в синих и белых мундирах.
– Теперь лестницу никто не охраняет! – воскликнула я. Маркиз скрипнул зубами.
– Черни много, как саранчи. Если бы у меня было десять рук, я бы все равно всех не перестрелял. Сейчас санкюлоты пойдут в атаку, и на этом наше дело кончится, принцесса.
Я вздрогнула от этого обращения, но ничего не сказала.
Защитники Тюильри осыпали санкюлотов градом свинца, но сейчас это почти не замечалось. Взамен каждого убитого вставало десять новых… На каждого швейцарца приходилось двадцать мятежников.
Схватка переходила в рукопашную. Бурлящими, осатанелыми толпами враги устремлялись на лестницу. Скрежет сабель и шпаг перекрыл даже звуки выстрелов…
Маркиз потянулся за бутылкой, и одна из пуль, страшно взвизгнув, впилась ему в плечо.
