Дверь трещала от ударов. Санкюлоты стреляли в пробитые щели. Чья-то рука просунулась в дыру, нащупывая задвижку.
Я выстрелила прямо по этой руке, и выстрел был как нельзя более точен. Громовой рев был мне ответом. Надо было уходить.
Мы опрометью спускались по темному душному коридорчику, с трудом нащупывая ступеньки и оступаясь.
– Ах, быстрее, быстрее, – шептала моя спутница. – Они нас зарежут, если догонят, как зарезали Клер и Фелиссу…
Я сжала зубы. От ужаса мне хотелось кричать, но приходилось сдерживаться. Мы выбежали в сад и какое-то мгновение стояли, ослепленные солнечным светом. Здесь тоже была бойня. Швейцарцев и аристократов прокалывали пиками, выматывали им кишки, тут же, на месте, четвертовали… Я видела женщин, которых санкюлоты за волосы вытягивали из дворца. В разорванных платьях, полуобнаженные, исколотые и зверски избитые, они уже подверглись насилию. Теперь им саблями рубили головы и водружали их на пики.
Я затравленно озиралась по сторонам. На наше счастье, мы оказались чуть в отдалении от места избиения, нас отделяла от него низкая шеренга самшитовых кустов. Среди ветвей мелькнуло что-то светлое, похожее на камзол…
– За нами следят! – в ужасе прошептала женщина, сжимая мою руку.
Я не слушала ее. Не помня себя, я бросилась навстречу человеку, чья одежда только что мелькнула в кустах:
– Ради Бога, сударь, ради всего святого! Защитите нас! Мы женщины, и мы беззащитны. У вас есть шпага…
Испытывая жестокое разочарование, я остановилась. Незнакомец оказался седовласым стариком лет под семьдесят. Старый аристократ, явившийся на зов своего христианнейшего короля…
– Бегите отсюда! – прохрипел он, тряся подбородком. – Разве вы не видите, что за мной гонятся? Их целая рота!
Женщина вскрикнула не своим голосом. Помертвев от ужаса, я увидела, как мелькают из-за кустов куртки санкюлотов – мелькают в десяти шагах от нас…
– Прячьтесь! – крикнул старый аристократ, жестом последнего отчаяния выхватывая шпагу.
Я увлекла свою спутницу в гущу деревьев – не сомневаясь, впрочем, что нас заметили. Меня колотила дрожь. Ну, сказала я себе, если я переживу этот день, то уже никогда не умру…
Толстый ствол дуба был плохим убежищем. Оставалось одно – стрелять… И следить, чтобы не застрелили тебя.
Лихорадочно доставая пороховницу и мешочек с пулями, я спросила у женщины:
– У вас есть оружие?
– О Боже! Откуда?
– Скажите лучше, откуда вы взялись, такая беспомощная!
Ватага окружила старика, кажется, заставляла его кричать «Да здравствует нация!» – он упорно отказывался… Вытянув вперед руки, я тщательно прицелилась. Их было трое, этих санкюлотов…
Выстрел прогремел в тот миг, когда старика проткнули со всех сторон шпагами. Я на мгновение зажмурилась. Когда я открыла глаза, то увидела корчащегося на земле санкюлота. Двое других бежали к нам.
Они неслись прямо на нас с обнаженными шпагами. Лезвия золотом сверкали на солнце. Смерть приближалась почти неотвратимо, в жарком августовском воздухе повеяло ледяным холодом… Мы сидели словно окаменелые и не могли сделать ни шагу для своего спасения.
Тысячную долю секунды я вглядывалась в лицо одного из санкюлотов. Оно все ближе, ближе… Я, кажется, уже чувствовала злобное дыхание врага, смрадное и зверское, видела налитые кровью глаза…
С чудовищным хладнокровием я мягко спустила курок, выстрелив прямо в это ужасное лицо.
И тогда наступила тишина.
Машинально спрятав пистолет, я бессильно упала на колени и, закрыв лицо руками, затряслась в беззвучных рыданиях. У меня больше не было сил для сопротивления. Я была согласна умереть и уже без содрогания, с немым ужасающим спокойствием смотрела, как приближается к нам обнаженное лезвие шпаги оставшегося в живых санкюлота. Смотрела и не обращала внимания на рыдания спутницы, вцепившейся мне в плечо. Все, пришел наш судный час…
Я не понимала, что произошло в эти сотые доли мгновения, пока санкюлот со шпагой достиг нас. Меня оглушил громкий вопль спутницы. Оглушил и привел в чувство… С душераздирающими рыданиями она бросилась к ногам мятежника, отчаянно цепляясь за его сапоги, ловила полы камзола и умоляла, умоляла…
Он отшвырнул ее ногами. Я как завороженная смотрела на лезвие шпаги. Оно сверкало на солнце как золотая молния. И с невыразимым облегчением я увидела, как шпага санкюлота медленно – о, очень медленно! – опускается… и уже почти не угрожает нам своей смертельной сталью.
Я больше ничего не хотела видеть. Воспользовавшись минутным замешательством или, быть может, даже милосердием санкюлота, сжалившегося над женщинами, – ведь не все же санкюлоты звери, в самом деле! – я вскочила на ноги и бросилась прочь от этого места.
Я мчалась вдоль аллеи, подгоняемая безумным ужасом погони и смерти, не видя дороги, падая, больно ударяясь о камни… Мне казалось, либо у меня за спиной выросли крылья, либо я сошла с ума, и все происходящее – плод моего больного воображения. Аллея была бесконечно, изнуряюще длинна, сердце выскакивало у меня из груди, кровь бешено стучала в висках.
