будут стоять здесь минут пять или более, подчиняясь приказу командира.
«Господи, — подумал Стефан, — ведь на платформе не должно быть людей. Солдаты погибнут».
У Стефана голова пошла кругом. Это были солдаты того самого правительства, которое поломало жизнь его брату, хотя они выглядели очень приличными, ни в чем не виновными молодыми людьми, и были даже моложе Стефана.
Крамер бросил беглый взгляд на этих солдат — семнадцати-восемнадцатилетних мальчишек, нескладных и розовощеких, ничего не знавших о политике, ГУЛАГе и пытках и полагавших, что служить государству почетная обязанность.
Стефан не мог убить их.
Он выскочил из переполненного вагона, когда в том уже закрывались двери. Он схватил портфель, одиноко стоящий возле солдат, прошел с ним до конца платформы и остановился в безлюдном месте.
У Стефана колотилось сердце: устройство могло взорваться в любую минуту.
Он поставил портфель у мраморной стены на довольно далеком расстоянии от людей и развернул газету, сделав вид, что читает. Никто не обращал на него внимания. Когда подошел следующий поезд, Стефан вскочил в него, нервничая и в то же время с облегчением.
За несколько дней до этого события отец Стефана Крамера отпечатал письмо на электрической пишущей машинке издательства «Прогресс». Это была самая обыкновенная пишущая машинка; отпечатанное на бланке письмо было отправлено в приемную Президента Горбачева и адресовано одному из его помощников, фамилию которого Яков увидел на фотографии, помещенной на первой странице «Известий».
В письме Яков в прямой и ясной форме требовал, чтобы из Института Сербского выпустили людей, помещенных туда по политическим мотивам. Яков написал также, что если через неделю его требование не будет выполнено, террористические акции будут продолжаться.
С приездом в Москву американского президента эта угроза, несомненно, станет существенной для Политбюро.
Яков и Стефан знали, что убийство члена Центрального Комитета Сергея Борисова привлекло внимание международной общественности. Кремль не хотел еще одного инцидента, да и требования Крамеров были, в конце концов, совсем невелики.
Отец и сын снова встретились за покрытым клеенкой кухонным столом. Соня снова куда-то ушла. Стефан часто думал о ней и задавал себе вопрос, почему отец так не хотел посвящать ее в свои дела. Конечно, она была бы против такой опасной затеи. Но, может быть, существовала еще какая-то причина, по которой Яков оберегал свою любовницу?
— Я не хочу, чтобы гибли невинные люди, если этого можно избежать, — печально сказал Яков. Стефан кивнул головой в знак согласия.
— Меня мутит при одной мысли об этом. Я до сих пор не могу думать о Борисове. Каким бы ужасным человеком он ни был, подобные вещи не по мне.
— Пусть будет так, — сказал Яков. — Если ты предпочитаешь метро, убедись, что ты не причинишь вред невинным людям.
— Обязательно.
— Какой мощности будет эта бомба?
— Немного пластиковой взрывчатки такого размера рванет очень сильно.
— А это что такое? — спросил Яков, держа кусочек латунной трубки длиной в пять дюймов, напоминающей ручку, на конце которой были винт и гайка. — Это опасно? — Он осторожно положил трубку.
— Нет, — улыбнулся Стефан. — Само по себе это не опасно. Это часть взрывного механизма. Очень простая на самом деле.
С минуту Яков рассматривал детали устройства, затем поднял взгляд.
— За Абрама, — произнес он.
Взрывное устройство сработало через несколько минут, когда Стефан уже далеко уехал от станции «Проспект Мира».
Внезапно платформа озарилась слепящим голубоватым светом; через долю секунды прогремел страшный взрыв. Поблизости никого не было, и потому никто серьезно не пострадал, но люди, только что вошедшие на платформу, в ужасе вскрикнули, когда в сотне футов от места взрыва посыпались осколки.
Слухи об этом взрыве распространились по Москве с молниеносной скоростью: еще один терракт. В разговорах на работе люди высказывали по этому поводу самые разные предположения; однако никто не мог предположить, что нарушителями общественного спокойствия были самые обыкновенные люди, руководимые любовью к брату и сыну.
Если бы в момент взрыва машины Борисова на Калининском проспекте случайно не оказался Эндрю Ланген, ЦРУ и в голову бы не пришло, что в этом взрыве использовались взрывные устройства, применяемые КГБ. И тогда ЦРУ не поручил бы Лангену тщательнейшим образом следить за подобными террористическими актами.
Поэтому, как только разнеслась весть о взрыве в метро, а это произошло очень быстро, Ланген стал стремиться найти подтверждение выводу, к которому он случайно пришел две недели тому назад. Сразу после взрыва бомбы, в результате которого никто не был убит, но было ранено более двадцати человек, случайно оказавшихся рядом, место взрыва было оцеплено объединенными силами милиции и КГБ. Теперь уже не было никакой возможности постороннему лицу подобрать разлетевшиеся осколки.
После этого происшествия старик-русский, ответственный за мелкий ремонт и поддержание в сохранности двора посольства США, в разговоре с Лангеном, между прочим, упомянул, что ему все известно об ужасном происшествии в метро от друга, работающего сторожем в милиции, который был направлен на очистку, ремонт и восстановление поврежденной после взрыва станции.
При устройстве на работу в посольство старика проверяло КГБ, впрочем, как и всех советских, работавших в посольстве, но он не был кагебистом, и за умеренную плату он взялся помочь Лангену. На следующее утро старик набрал полную коробку булыжников и осколков в поврежденном взрывом метро «Проспект Мира». Каждый осколок он завернул в бумагу и уложил так бережно, как если бы это были камни с поверхности Луны. В определенном смысле он не так уже далеко ушел от истины.
33
Арлингтон, Вирджиния
Стоун бежал по направлению к станции метро «Арлингтон», но, заметив автозаправочную станцию, где стояло с полдюжины машин, остановился.
Станция была закрыта, свет погашен. Стоун достал свой швейцарский складной нож с лезвием- отверткой и с его помощью открыл маленькое поворотное стекло грязно-желтого «фольксвагена» образца 1970 года.
Затем он просунул внутрь руку, опустил большое боковое стекло и открыл дверцу. Забравшись в машину, Стоун опустил спинку переднего сидения и попытался разглядеть что-нибудь под щитом управления. Потребовалась минута, чтобы глаза привыкли к темноте: единственный свет, освещавший кабину, был свет фонаря в конце квартала.
Он нашел на щитке ручку зажигания, нащупал переплетение выходящих из нее четырех проводков и выдернул их. Один из проводков, красный, коснулся металлического щитка, и вспыхнула искра. Этот провод был под напряжением. Стоун отогнул его.
«Ага, — подумал он, — вот моя безумная страсть к машинам и оказала мне услугу». Теперь надо было правильно соединить провода. Стоун поднялся с пола машины и сел. Большим лезвием ножа он зачистил три оставшихся провода, затем соединил зеленый провод с проводом под напряжением. Никакого
