– Следующий, – сказал я.
– В этом месяце успеваемость кадетов слегка превысила среднегодовой уровень, – доложила лейтенант Нгу Бьен, заведующая преподаванием теоретических дисциплин. – В общем и целом все нормально, особых трудностей нет.
– В самом деле? – удивился я.
– Да, сэр.
– Хорошо. Тогда совещание закон… – В этот момент сержант Обуту вежливо кашлянула, явно собираясь что-то сказать. Я предоставил ей такую возможность:
– Слушаю вас, сержант.
– Извините, что перебила, сэр, но мне показалось, что вас заинтересует не только средняя успеваемость, но и некоторые подробности.
– Это входит в ваши обязанности, сержант? – спросила лейтенант Бьен, вперив в сержанта леденящий взгляд.
– Нет, мэм, – внешне спокойно ответила Обуту, но я заметил, как у нее под столом сжался кулак.
Я понял, что оказался меж двух огней, и пошел на хитрость:
– Вы сделали совершенно правильное замечание, мисс Бьен, сержант Обуту исполняет обязанности секретарши и не должна вмешиваться в ход совещания без достаточных на то оснований. – Мисс Бьен обиженно поджала губы, но тут я небрежно бросил:
– Кстати, мисс Бьен, раз уж зашла речь о подробностях… Вы готовы дать информацию об успеваемости по отдельным предметам?
– Да, сэр. Конечно, готова. – Покраснев, Нгу Бьен включила свой карманный компьютер.
Пока она искала нужный файл, я встретился взглядом с секретаршей, незаметно ей подмигнул и тут же перевел глаза обратно на Бьен.
– По навигации, сэр, – начала свой доклад лейтенант Бьен, – лучше всех успевает кадет Алишия Джонс. На втором месте Джеренс Бранстэд. Не справляются с учебной программой два кадета: Арнвейл и Стриц. По истории самые высокие оценки имеют кадеты Бенгхади, Гувир и Боланд, а самые низкие – Кил Дрю и Кевин Арнвейл.
– Дрю? Где-то я уже слышал эту фамилию.
– Это тот самый, который случайно разбил кадету Эдвардсу стекло шлема, – напомнил Паульсон.
– А… – протянул я, – вспомнил. А Кевин Арнвейл дружил с Дастином Эдвардсом. Давайте посмотрим их оценки за последние три месяца.
Оказалось, их успеваемость резко снизилась после гибели Эдвардса.
– Такое бывает, сэр, – комментировал Паульсон. – Со временем подтянутся.
– А если нет?
– Тогда их придется выгнать. Не слишком ли просто?
– Перерыв, соберемся через два часа, – объявил я. Вернувшись в кабинет, я полчаса размышлял, потом вышел в приемную поговорить с сержантом Обуту.
– Почему вы заострили вопрос об успеваемости кадетов? – спросил я.
– Мне не понравилось, что лейтенант Нгу Бьен говорила только о средних показателях, словно речь шла о машинах.
– Только это?
– Видите ли, сэр, хотя воспитание кадетов не входит в мои обязанности, я иногда говорю с ними о том о сем; порой они изливают мне свои души. Возможно, потому, что я женщина, а им так не хватает материнского тепла. Однажды я шла по коридору, когда Кил Дрю мыл пол.
Я остановилась, поговорила с беднягой. Это было спустя два дня после гибели Эдвардса.
– Понимаю, как ему тяжело.
– Очень тяжело! – воскликнула Обуту. – Кил убит горем. Он разрыдался и долго не мог успокоиться.
– Вам удалось его утешить?
– Такое горе быстро не проходит. Я говорила с ним в тот же день вечером, потом еще два раза.
– Вам надо было идти в психологи.
– Боже упаси! Знаете, сэр, в Академии с кадетами обращаются как со взрослыми, а они ведь еще дети. Многим подросткам здесь трудно.
– Знаю.
– Еще при Керси мне приходилось видеть, как из этого кабинета, теперь вашего, после порки выходят кадеты. Как жалко на них смотреть! Мне кажется, взрослые забывают, что они сами были детьми.
– Поверьте, я хорошо помню кадетскую жизнь. Могу вам признаться, она казштась мне невыносимой. Вы так добры, мисс Обуту.
– Спасибо.
– А она – жопа.
