– Если Чанг не продаст трубы, миды сами возьмут. Вломятся в магазин Чанга.
Я чуть не задохнулся. Гляди-ка, до чего дошло – нейтралу уже грозят! Плохие времена настают.
– Я и сказал Карло: Рейвану крышу на солнце напекло. Если Чанг говорит, воды не станет, мидам надо слушать.
– Глупый мальчишка-мид думает, Чанг сам не сможет о себе позаботиться? – заворчал я, сжал рукой банку и бросил расплющенную в кучу других.
– Рейван хотел меня пришить. Карло не дал, но велел убираться и больше не возвращаться. Ребятам из мидов нечего водиться с нейтралами. Я послал его подальше вместе со Старшей Сестрой, а он кинулся на меня с ножом. Я увернулся, но не очень быстро.
– Все будет нормально, мальчик-мид. Переждешь немного, да и вернешься в укрытие с добычей, как прошлый раз.
– Может быть. Не знаю, захочу ли.
– Конечно захочешь. Мид должен жить среди мидов, верно?
Он ничего не ответил. Много позже, когда я погасил свет, он спросил:
– Как нижний может сделаться торгашом?
11. Филип
Мне не полагалось бы знать, что Джареда поймали. Я бы и не узнал, если б не мама. Той ночью, когда прилетели Боланды, я долго не спал, а забавлялся с преобразованиями 8-й степени.
Когда я услышал голоса гостей на лестнице, то понял, что мама скоро заглянет ко мне, и повернулся на бок. Пусть видит: глаза у меня еще открыты. По теории Павлова, чуткие родители проявляют беспокойство, если их дети не могут заснуть.
Через некоторое время мама зашла ко мне и села на край постели:
– Что с тобой, сынок?
Я улыбнулся. Мне нравится, когда она меня так называет.
– Ничего, ма.
– Хочешь поговорить?
– Смотря о чем. Ты очень устала?
Она взъерошила мне волосы:
– Пока не засыпаю на ходу. Потом легла сверху на покрывало.
– О чем ты думаешь?
С мамой я мог разговаривать так, как с отцом никогда бы не осмелился. Не то чтобы он стал возражать, но я должен оберегать его от волнений.
Я рассказал, как прошел мой день, и выслушал, что было у нее. Через какое-то время она зевнула, взглянула на часы и принялась рассказывать мне истории на ночь – баюкать на свой лад.
Не знаю, почему мне так нравится слушать ее рассказы о прежних днях, когда она встретилась с отцом, но они всегда помогают мне расслабиться и заснуть. Она поведала мне о приеме в честь губернаторов и как начались их встречи.
Я уже давно вычислил, когда это случилось.
– Это было через два года после того, как он покинул монастырь.
– Да, он был сенатором, и мы…
– Ма, он очень изменился теперь, когда стал старым?
– Старым? – Она засмеялась. – Да, теперь он стал дряхлым, плохо соображает, у него одышка и еле ковыляет.
– Ма! Не забывай, он старше меня в четыре целых четыре десятых раза, и с моей точки зрения…
– Знаю, Филипусик, – она снова засмеялась. – Я тоже такая старая… Сгорбленная, в морщинах, меня возят на инвалидном кресле…
Я обнял маму, зная, что только так заставлю ее замолчать.
– Каким он был?
Она помолчала.
– Я знала Ника на трех этапах в три разных периода его жизни. Юношей он…
Я ждал.
– Никогда не думала, что смогу полюбить его. Он был таким сдержанным и болезненно робким. Таким серьезным. Мы жили в одной казарме.
– Казарма Крейна.
– В Фарсайде, – подтвердила она. – Он помог мне, когда я запаниковала во время тренировки с надеванием скафандров, и без колебаний пошел за меня на порку.
– Сержант придиралась к тебе?
– Нет, она была права. Когда-нибудь ты поймешь. После выпуска, перед тем как явиться для
