оставьте свободный промежуток. Пусть проходят по несколько человек за раз. – Я поправил одеяло на своих беспомощных коленях. – Благодарю вас. Со мной все в порядке.
Я пожимал тянувшиеся ко мне со всех сторон руки:
– Спасибо, что пришли, ребята.
Медленно, рассыпая проклятия, кипя от ярости, мои секьюрити навели порядок и устроили нечто вроде церемонии. Слова передавались по цепочке людей, и сформировалась очередь – поначалу нетерпеливая, но потом, когда все узнали, что я остаюсь, подуспокоившаяся.
Больше двух часов я провел в толпе потных людей, пока не пожал последнюю руку и не похлопал по последнему плечу.
Усталый, я разминал пальцы.
Ф. Т. посматривал на меня сверху вниз с уважением, к которому добавлялось еще какое-то чувство.
– В чем дело, сын?
– Это как если бы… Ты слышал о королевском прикосновении?
– Я не исцелял этих бедных людей.
– Может, незаметно для себя.
– Как у Генсека у вас нет больше других дел, как показывать себя людям, – устало проворчал Марк.
– Как у Генсека у меня есть дело до всего.
В моей резиденции все было предельно знакомым, но каким-то странным. Простое дело – вроде подъема по ступенькам в мою спальню – сделалось невероятно сложным мероприятием. Мне все это жутко надоедало, и я был уверен, что ни одна сила на земле не заставила бы меня всю жизнь провести в этом проклятом кресле.
Однако мало-помалу я научился со всем этим справляться, открывать-закрывать двери. Иногда позволял «умному» креслу самому делать свою работу, а порой, из упрямства, по собственному усмотрению прокладывал маршруты по дому. Кое-где мы переставили мебель, чтобы освободить для меня проходы.
Мое тело, казалось, выздоравливало – кроме позвоночника. Тупая боль в спине делала меня раздражительным, но я старался не брюзжать. Скоро она утихнет, говорили мне, а я покамест глотал пилюли, хотя когда-то поклялся вообще их не принимать.
Арлина первое время держалась напряженно.
– А разве ты не выстраивал стену, сквозь которую я не могла бы проникнуть?
– Я уже слышал это от тебя у Дерека. – Я сделал паузу. – Дорогая, там, в госпитале, когда я понял, что парализован, я был немного не в себе. Я искренне сожалею о сказанном.
– Я хотела дать тебе время все обдумать. Чтобы ты мог зализать раны в одиночестве. – Она помолчала. – Но мне было больно. Ты прогнал меня, когда я хотела тебе помочь.
– Можешь ты простить меня?
Не сразу, но ее ладонь легла на мою руку.
Очень скоро я понял, что уют, которым Арлина меня окружает, – лучший ее подарок для меня. Я немного расслабился, стал постанывать и бормотать во время приступов боли, пока не заметил, что она непроизвольно потирает себе спину. После этого я стал скрывать свой дискомфорт, и ей как будто стало легче.
Чувство облегчения после возвращения домой было недолгим. Я страстно желал выздоровления и напряженно работал с двумя терапевтами, которые приходили к нам каждый день. Марк Тилниц внимательно просмотрел архивы службы безопасности и отказывался выходить куда-либо, когда рядом со мной были врачи. Я решил, что надо бы как-то особенно его отблагодарить, и попросил Арлину приготовить какой-нибудь подходящий презент. И прежде, пока я не оказался в госпитале, Марк всего себя отдавал службе у меня. В последние же дни под глазами у него проступили темные круги, а взгляд сделался тревожным.
Я написал Мойре Тамаровой и повторил свое приглашение.
Филип бывал в нашей резиденции почти каждый день, приезжая из своей квартиры в Мэриленде. Мы наконец начали лучше понимать друг друга. Иногда он оставался пообедать…
– Нет, папа, это было в тот год, когда ты повредил колено.
Мы сидели в ярко освещенном углу кухни, все трое. Арлина отослала слуг, и мы в непривычно интимной обстановке поглощали лазанью, которую сами же и приготовили. Мне, ограниченному креслом, великодушно позволили нарезать и смешать овощи для салата.
– Дорогая, когда ты научила его стрелять? Еще раньше?
– Если Фити не ошибается, ему было пятнадцать… – Она пожала плечами. Филип очень хорошо помнил все даты в любом году. Он любил тренировать память, и эта его способность не удивляла.
– Ты вернулась домой, когда мне было тринадцать, мама. – Филип задумчиво посмотрел между нами. Мы с Арлиной ненадолго разошлись после восстания беспризорников.
– Мне не следовало этого делать? – вскинула брови Арлина.
Сознавая свой долг, сын коротко ее обнял. Она высвободилась и легонько толкнула его на сиденье.
– Двадцать четыре года, совсем взрослый человек… как бежит время.
– А ты бы предпочла, чтобы я снова стал ребенком?
– Нет, но… – Она задумалась. – Проклятье, заниматься воспитанием – забавное занятие. А теперь я
