— Сейчас? — спросила она.
Овус зло оглянулся, потом взглянул на часы:
— Сорок минут.
Мимо прогрохотала пожарная машина из «Хи-Пси»: вой сирен, на капоте — студентка в бикини.
Гноссос крепко держал Кристин за руку.
— Успеем, — сказал он.
— Где? — Овус.
— В «Снежинке», — ответил Гноссос.
Кивок отбывающего Овуса. Люди Джакана последовали за ним — и звуки ночи вдруг усилились, словно кто-то подкрутил ручку телевизора.
Место было тем самым, откуда Моджо смотрел тогда на порку микроавтобуса. Они опять сидели в «англии» Янгблада и слушали, как остывает после езды мотор. Время шло — но Кристин вдруг повернулась и снисходительно посмотрела на Гноссоса.
— Если я беременна, — сказала она, — мне нужно будет просто кое-что сделать. Ради бога, Гноссос, неужели ты этого не знал?
Он потянулся за рюкзаком и вытащил открытую бутылку «летнего снега»
— Хочешь выпить?
— Зачем ты это устроил, что за инфантильность? Ты знаешь, что отец после твоей выходки с головы до ног покрылся экземой?
Он отпил на два дюйма «летнего снега», глупо ухмыльнулся, ничего не сказал.
— Если бы все было так просто! Ты мне был небезразличен, как ты не понимаешь, неужели я бы пошла на это, если б не твое проклятое обаяние.
Так ничего и не сказав, он сунул руку в карман бойскаутской рубахи, достал маленькую белую коробочку и задумчиво погладил ее пальцем.
— И Хеффаламп, — она решила сменить тему, вздохнула, отвернулась к окну. — Это так ужасно.
— Правда?
— Не придуривайся, Гноссос, конечно, правда.
Он стянул с коробочки резинку, подождал немного, потом опять предложил ей бутылку.
— Попробуй, старушка. Тебе полезно.
Губы ее скривились — видимо, от одной мысли о его заразе.
— Спасибо, не хочу.
Он показал ей коробочку.
— У меня для тебя подарок. Маленькая штучка для головы.
Они стояли под деревьями на краю бугристой площадки. «Снежинка» закрыта, поблизости ни одной машины, тишину нарушает лишь шум кампуса, далекий и нереальный. Кристин как бы невзначай взялась за дверную ручку, но он ловко поймал ее запястье и недвусмысленно сжал.
— Гноссос!
— С самой Кубы, привет от Будды.
— Перестань, мне больно.
— А знаешь, что это такое? Сладенький мой.
Жилка на шее панически билась, но свободной рукой Кристин все еще держалась за дверь.
— Господи, Гноссос, что ты несешь? Неужели мне мало этой проклятой обезьяны? Отпусти руку.
Он ухватил ее покрепче и большим пальцем сдвинул крышку коробочки.
— Правильно, детка, продолжай, я слушаю.
Она резко изогнулась, прижалась спиной к ручке, в глазах слезы.
— Ради бога, Гноссос, пожалуйста, я зря с тобой поехала.
— Раз поехала, старушка, о чем теперь говорить?
— Ты обещал Алонзо. Ты сказал, что не тронешь меня.
Она закрыла глаза, чтобы не видеть его загадочной улыбки, Гноссос достал носовой платок.
— Это совсем не больно. Поверь мне.
— Прошу тебя…
Говорить больше было не о чем. Он рывком оттащил ее от двери и повалил к себе на колени. Кристин попыталась вырваться и сесть, но он чуть отодвинулся от руля и схватил ее за волосы. Обруч стягивает надушенную голову; блузка с короткими рукавами, глаженая джинсовая юбка и серые гольфы. Он хлопнул Кристин по заднице.
— Снимай, — были его слова.
Кристин задохнулась и так и осталась с раскрытым ртом.
— Что?
— Всю ночь что ли с тобой возиться?
— О, господи, ты хочешь…
— Детка, я не прикоснусь к тебе даже полицейской дубинкой — у тебя триппер.
— Гноссос, правда, ради бога… — Она набрала воздуха, чтобы закричать, но было уже поздно. Он соорудил из платка кляп и стащил с себя плетеный индейский ремень. Поймал молотившие воздух руки и стянул их за спиной. Раздалось мерзкое приглушенное бульканье. Она лягнула его ногой, но Гносос не обратил внимания. Неуклюже ползая рядом на коленях, он удерживал ее лицом вниз — затем задрал подол. Усевшись ей на копчик, открыл коробочку. Там лежал глицериновый суппозиторий, наполненный неочищенным героином Матербола. Гноссос расположил конус, словно маленькую торпеду, между большим и указательным пальцами и проделал все по инструкции — осторожно и ласково в память о прежних временах.
Досчитал до пятидесяти, игриво шлепнул и перевернул на спину. Кристин была мертвенно-бледна и собиралась потерять сознание.
— Ну как, нормально?
Белки глаз испещрены выступившими от напряжения тонкими прожилками. Он смотрел на них, пока зрачки не расширились, а веки не налились тяжестью. Тишину нарушали случайные выстрелы далекой пушки. Через некоторое время Кристин передернулась, перестала биться и затихла. Добро пожаловать в Лимб, надеюсь, вам у нас понравится.
Он помог ей выбраться из машины, вытащил кляп, на случай, если ее вдруг затошнит, и развязал руки. Кристин истерически смеялась.
Закурил, посмотрел на ее часы, глубоко вздохнул.
— Пиши письма, малыш.
Закинул рюкзак за плечо, оставил ее одну на траве и двинулся к роще — не останавливаясь и не оглядываясь.
Никогда не знаешь, кто превратит тебя в соляной столб.
21
На самом деле, среди идиллических холмов Дэвида Грюна он мог бы провести не семь дней, а гораздо больше, если бы Крачка и Малиновка случайно не принесли с собой «Ежедневное Светило». Маленький лагерь Гноссоса был прекрасно обустроен, защищен, удобен и закрыт от любых посетителей, кроме природных. Перед завтраком к нему слетались певчие птицы, белки делили с ним обед, а еноты подбирали после ужина крошки. Спальник он расстелил на сосновых подушках, солнце нагревало пористые камни, и они отдавали по ночам тепло; рядом росла черника, водяной кресс, шиповник, заячья капуста, вишни, и бил из земли ключ. Можно оставить надежды на дифференциальные уравнения и теорию происхождения солнца. Микрокосм смотрелся совсем неплохо. Побеспокоили всего один раз, когда пришел Дэвид спросить, намерен ли Гноссос получать телефонные сообщения. Но тот был занят приготовлением грибного супа и лишь поинтересовался, где растет розмарин.
Пока девочки, оставив газету, собирали цветы, он разогревал такой же суп, но с зеленым орегано. Гноссос понаблюдал за ними некоторое время, пожевал одну из крачкиных фиалок, потом, окликнув девчонок, показал, где прячутся колокольчики. Как вдруг его неверящим глазам предстали измазанные клевером угрожающе-черные строки.
