могла только мечтать. Но мне нечего тебе предложить, кроме себя, а этого недостаточно. Все, что у меня есть, – это одежда на мне и мои руки, которые кое-что умеют.
– Для меня этого было бы достаточно, если бы ты был уверен, что любишь меня, – сквозь слезы проговорила Мюйрин, хватая его руку и прижимая ее к своей щеке.
– Я был бы уверен, что люблю тебя, если бы был уверен, что тебе будет этого достаточно, – признался Локлейн. – Но я очень боюсь, что потеряю тебя, если позволю себе тебя любить. Да, я знаю, что ты волнуешься за меня. Но откуда мне знать, что все это не превратится в ненависть через пару-тройку лет? Или даже через два-три месяца? Ты просто разочаруешься во мне. Я только отниму у тебя время. Мне нужно было отпустить тебя еще в августе, когда ты вернулась из Дублина такая расстроенная. Я не виню тебя, что ты тоскуешь по большому городу…
Мюйрин горько рассмеялась и покачала головой.
– Нет, Локлейн, ты сильно заблуждаешься!
– А что же случилось, в таком случае? Почему ты избегала меня, как и сейчас? Боялась иметь от меня ребенка? На самом деле, после того как ты вернулась оттуда, ты уже не была такой, как раньше. Ты обвиняешь меня во лжи, в том, что я утаивал от тебя что-то, а сама ты разве не делала того же?
Мюйрин пыталась избежать взгляда его горящих серых глаз, но он взял ее за подбородок и заставил посмотреть на себя. Аметистовый взгляд таинственно смешался с серым, когда он потребовал ответа.
– Если ты так настаиваешь на том, чтобы знать правду обо мне, почему ты мне все не расскажешь? О себе и Августине, о вашем браке, о том, как он умер. О Дублине, обо всем остальном, о чем ты мне никогда не говорила.
Глаза Мюйрин панически расширились, и она, вырвавшись от него, направилась к камину погреться. Она энергично потерла руки, как будто пытаясь отчистить их от грязи, и дотронулась до виска.
– Мне нужно время подумать. Я не все могу рассказать, есть и не мои секреты.
– Чего ты боишься? Ты что, в опасности? – спросил он с неожиданным чувством беспокойства.
Мюйрин вздохнула.
– Нет, не то чтобы в опасности. Я просто не знаю, как ты на это отреагируешь. В таком положении, может быть, не время ворошить прошлое?
– Но ты признаешь, что лгала мне?
– Хорошо! Да, я лгала! Я просто не договаривала! Но разве ты не видишь, что это было сугубо личное? Ведь и ты не рассказывал мне о своей любви к Таре.
Он скривился.
– Хорошо, если хочешь поговорить об этом сейчас, мы поговорим. Тебе могут не понравиться подробности, но…
– Нет, Локлейн, не сейчас, мне нужно идти. Вот-вот начнутся роды, а Брона просила меня помочь. Она мой хороший друг. Я не могу бросить ее после всего, что она для меня сделала.
– Черт возьми, Мюйрин, но мне ты тоже нужна! Мюйрин поспешно отступила от него, прежде чем он успел обнять ее за талию.
– Не сейчас, прошу тебя. Мне пора! И мне нужно время подумать. Мы скоро снова поговорим, обещаю, только не сейчас!
Он видел, что она зашла в тупик, и поднял руки, показывая, что сдается.
– Ну хорошо Я обещаю не трогать тебя, не подгонять. Ты знаешь, где меня найти, если я понадоблюсь. Я буду в мастерской. Я буду спать там же на чердаке, если ты собираешься остаться с Циарой, чтобы присматривать за ней.
Он вернулся в свою комнату, чтобы взять чистое постельное белье, и выскользнул за дверь, оставив Мюйрин наедине с ее путаными мыслями.
Она сидела, уставившись на огонь, минут пять, прежде чем подняться и идти принимать роды.
Она не присела всю ночь, но была рада помочь Броне. Принимая роды, она как-то отвлеклась от своих мыслей. Она знала, что, если бы осталась в своей комнатушке или в доме Локлейна, все равно бы всю ночь ворочалась.
Когда солнце начало подниматься над горизонтом, младенец наконец родился. Мюйрин держала мальчика на руках и спрашивала себя, каково оно было бы – иметь собственного ребенка. Она была так занята, устраивая дела в поместье, что ей некогда было даже подумать, во что может вылиться ее будущее с Локлейном.
Брак? Дети? Чем больше она об этом думала, тем отчетливее понимала, что только этого она и хочет на самом деле. Барнакилла, ее новая семья, крестьяне – все это требовало сил и приносило удовлетворение. Но как же любовь? Все, чего она достигла, ничего не значит, если рядом нет Локлейна. Она преданна ему и телом, и душой. Почему же они не могут пожениться и быть счастливы? Когда судебное разбирательство закончится, они могут урегулировать свои отношения, разве не так?
Однако ее жизнь теперь так запутана, что в данный момент лучше оставить все как есть. Она не может признаться ему в своих чувствах, не рискуя возобновить близость, а она дала слово Циаре. А еще она пообещала, что не расскажет Локлейну о Кристофере. Все это нужно держать при себе до тех пор, пока не выяснится наверняка, имеет ли она право на Барнакиллу.
Глава 24
Около девяти часов следующего утра в дверь конторы постучали.
Мюйрин грустно смотрела, как заглянул Локлейн с каменным лицом.
