витрине были выставлены торты, залитые клубничной глазурью, безвкусная еда, к которой он питал большую слабость. Когда подошла официантка, он заказал только кофе, похлопав себя по животу, и Лапьер понимающе что-то пробурчал.
– Ну что, Андре, – начал Санк-Марс, хотя встреча состоялась по инициативе Лапьера, – как отпуск проходит?
– Забавный ты малый.
Две тонкие полоски пластыря, казавшиеся странно выпуклыми, заклеивали порезы на его кадыке. Он выглядел бледным и усталым, как будто из-за высокого роста сердце уставало перекачивать кровь к конечностям. Казалось, кости выпирают сквозь кожу, и если бы он еще чуть-чуть похудел, то стал бы совсем похожим на скелет. Санк-Марсу было страшно подумать о том, что станется с Лапьером, если он заболеет всерьез.
– Тебе бы надо было платить за ремонт машины, Андре.
– Ты, Эмиль, прямо истинный святоша! Когда ты преставишься, мы в твою честь возведем такую же большую усыпальницу, как Оратория [14]. К ее подножию на коленях будут приползать раскаявшиеся грешники, чтобы проникнуться благодатью твоего сердца. – Он закурил сигарету.
– Ладно, согласен. Только потом студенты его на спор украдут и спрячут в общежитии. Что еще новенького? Ты, Андре, никак не можешь отвлечься от работы – все время крутишься в преступном мире. А я, знаешь, почему сам плачу за ремонт? Мне иногда хочется хоть ненадолго позабыть о преступниках.
– На самом деле все не так, как тебе кажется, – тихо ответил Лапьер.
Его затуманившийся взгляд был устремлен куда-то вдаль, и Санк-Марс впервые заметил, что нижнее веко у него чуть заметно подрагивает. Все они понемногу стареют…
– Выглядит, по крайней мере, это так. А что на самом деле с тобой происходит?
– Эмиль, ты целый день сиднем сидишь в кресле и ждешь звонков от стукачей, а потом проводишь свои задержания. А остальным полицейским надо вкалывать, чтоб было на что жить. – Он глубоко затянулся.
– У меня тоже не всегда так было, – возразил Санк-Марс.
– Верно. Раньше ты должен был, как и я, попотеть, чтоб кого-то поймать. Ты был хорошим полицейским, я тобой восхищался. Хочешь, я тебе одну вещь скажу? Я такой же хороший полицейский, как и ты, может быть, даже лучше.
Когда он был без пиджака, было отчетливо видно, как под рубашкой у него выпирают кости.
– Да, ты был таким, пока тебе не начали бесплатно чинить машину.
– И что, я стал из-за этого продажным полицейским?
Санк-Марс выгнул бровь, как будто хотел сказать, что до этого еще не дошло.
– Нет, глухонемым.
Лапьер слегка стукнул по столу костяшками пальцев.
– Чтобы кого-то задержать, мне надо хорошенько побегать. Я задницу себе не просиживаю, не жду, пока убийцы постучат ко мне в дверь и попросят их арестовать. Те преступники, которых я ловлю, пытаются от меня улизнуть и затаиться. Только у тебя все так легко получается! А я – я работаю на улицах, пью в барах, вожу своих девочек в дешевые мотели, где берут плату за каждые четверть часа. Приходилось тебе бывать в таких заведениях? Я, Эмиль, никогда никого не арестовывал, когда ходил к мессе. Я живу там, где ошиваются преступники, хожу вместе с ними в церковь, общаюсь с ними, танцую с теми, у кого разбито сердце. И работу свою делаю там же.
Санк-Марс чуть кивнул, давая понять, что специфика его положения для него не секрет.
– Такая философия, Андре, может извинить многие грехи.
– Наше дело, Эмиль, – не грехи отпускать, – не согласился с ним Лапьер. Теперь он сел на любимого конька, в его словах звучала страсть, подбородок чуть подрагивал. – Мы боремся с преступностью, а под преступностью я в первую очередь понимаю убийства. И если я ремонтирую свою машину в гараже, куда иногда наведываются убийцы, это не снижает моих шансов их поймать.
– Ты хочешь мне сказать…
– Я тебе говорю, как дела обстоят в действительности.
– Значит, ты бесп латн о ремонтировал машину…
– …чтобы получить возможность вращаться в определенных кругах. Чтобы меня там видели. И чтоб ы люди не думали, что я такой же святоша, как ты. Мне нужны наводки, информация. Мне нужно бывать с людьми, которые дают мне наводки и сведения.
Санк-Марс отхлебнул глоток из чашки, над которой поднимался пар.
– Это хороший довод, Андре. Я бы на твоем месте приберег его до того времени, когда тебе предъявят обвинение. Он мог бы тогда сработать.
– Я знаю, Эмиль, мне тебя переубедить не удастся. В этом плане мы с тобой одним лыком шиты. Историй всяких мы вдоволь наслушались. Как и мне, тебе нужны только факты.
– С этим дела обстоят хуже, – заметил Санк-Марс.
Лапьер намек понял.
– Это Селин из отдела обработки данных. Я не знал, Эмиль, что она с ними связана. Ты мне не поверишь, но я все равно хотел тебе это сказать. Конечно, я с ней спал, – я мужчина, а не святоша. Я с ней и спал, и развлекался. Трамбле сказал мне, что она сначала заносила информацию о краденых машинах, а потом удаляла ее из системы. Но этим она занималась – я здесь ни при чем. Я об этом ничего не знал. Ничегошеньки, Эмиль.
– Расследование убийства Артиняна ты провел из рук вон плохо.
– У меня был грипп!
– Это ты сейчас так говоришь. А тогда ты никому не позвонил и не сказал, что из-за болезни не выйдешь на работу. И в канун Рождества ты был на дежурстве. Так насколько же сильно ты был болен?
–
Когда ругаются англичане, для выражения гнева они обычно используют термины, связанные с сексуальными отношениями или какими-то биологическими отправлениями тела. Если Санк-Марсу хотелось по-настоящему крепко выругаться, он предпочитал английский. Французы сквернословят, ударяясь в святотатство, пороча и оскверняя словом религиозные святыни. Так, они могут использовать французское слово, которое значит «дарохранительница», и добавить к нему какое-нибудь бранное определение или назвать потир проклятым. Санк-Марс смекнул, что Лапьер ругается как сапожник именно по-французски, потому что знает, что употребление в таком контексте названий религиозной атрибутики его донельзя раздражает. Сознательно или неосознанно он пытался вывести коллегу из себя.
– Но ведь ты и потом продолжал расследовать это дело. Ты и позже не отпрашивался по болезни.
– Мне позарез нужно было это дело, Эмиль! Я просто ждал, чтобы грипп прошел сам собой, вот и все. Мне не хотелось от него отказываться.
– Почему? Это же только еще одно обычное для тебя дело. Лапьер, казалось, не был готов к ответу на этот вопрос. Его рука, протянутая к солонке, на какое-то время зависла над столом.
– Когда я увидел послание, которое висело у него на груди, – М5, я о нем никому не сказал, но подумал, что это как-то связано с тобой. Пятое марта. Знаешь, если кто-то против тебя что-то замышлял, мне хотелось быть в курсе. Вот и все.
– Надо же! Ну, спасибо.
Лапьер не без иронии махнул рукой.
– Я не святой. Разве я когда-нибудь на это претендовал? Я твой конкурент, и мне надоело ходить в тени
