– И у кого только они научились рыть траншеи! – удивился Уинт.
– Теперь им уйти не удастся, – откликнулся Мэррей. – Утром мы атакуем их.
– Кто? А Траск?
– К чёрту его! Прикажите людям разбить лагерь.
Мэррей не счёл нужным сказать Траску всё, что следовало бы сообщить ему: солдаты четвёртого кавалерийского полка совсем выбились из сил – они пробыли в седле почти двадцать часов, только с небольшими перерывами на отдых; ночная атака – всегда дело рискованное. Он не доверял людям Мастерсона и не желал подпускать их к индейским женщинам.
Он предоставил Траску излить своё бешенство, сохраняя при этом каменное молчание, и, когда Траск выдохся, заявил:
– Если вы хотите послать обо всём этом донесение, капитан, вы можете это сделать.
– И сделаю!
– А всё-таки атаковать будем утром.
Таким образом, Траск был вынужден или согласиться с этим, или атаковать индейцев ночью только одной ротой, находящейся под его командованием. Он предпочёл ждать.
Солдаты Мэррея тем временем крепко спали. Даже шумное прибытие ещё двенадцати фургонов не прервало их сна. Восемь из этих фургонов доставили провиант из форта Додж, а остальные четыре были отправлены Мизнером и прошли долгий путь от Индейской Территории. Прибытие фургонов разбудило Мэррея. В фургоне с медикаментами нашлось виски, и Мэррей сделал несколько глотков. Но когда он попытался снова заснуть, то не смог и лишь беспокойно ворочался на своей походной койке. Наконец он встал, сам оседлал своего коня и, миновав часовых, поехал по направлению к индейскому лагерю. Индейцы не спали, и их смутные силуэты двигались взад и вперёд при слабом свете догоравших костров. Мэррей остановил лошадь на этом берегу ручья, недалеко от индейцев, и они заметили его. У него было странное чувство: если он проедет в их лагерь, никто не станет стрелять в него, они вежливо встретят и будут приветствовать его на своём певучем, журчащем языке.
Он простоял на берегу с четверть часа, затем поехал обратно.
Едва в небе забрезжил рассвет, он разбудил Траска.
– Я прошу извинить меня, капитан, за вчерашнее, – смиренно сказал Мэррей. – Я ездил к лагерю индейцев. Они не убегут. Вероятно, они очень устали.
Траск, невыспавшийся, смущённый, только кивнул головой. Он никак не мог понять Мэррея.
– Мы атакуем в пешем строю, – быстро проговорил Мэррей, стремясь предупредить возражения Траска. – У большинства индейцев имеются ружья, патронов маловато, но все они прекрасные стрелки. Их вождь – Маленький Волк… Я ещё такого индейца не встречал. Он хладнокровен…
– Кавалерийская атака… – начал было Траск.
– Нет, нет! – прервал его Мэррей. – Мы уже раз пытались атаковать в конном строю. Я потерял нескольких солдат, сержанта и лейтенанта. Единственно правильное – это идти в пешем строю. Если бы даже лошадям и удалось прорваться сквозь их ряды, в их лагере полно женщин и детей. Я хочу быть хозяином положения.
– Это не первые индейцы, которых мне приходится видеть! – нетерпеливо заявил Траск.
– Знаю, но это Шайены, они дёшево не отдадут свою жизнь. Поймите. И это не побег. Они просто хотят вернуться в свой родной край – на север, на берега Пыльной Реки. Они понимают, что это почти невыполнимо, и именно потому утратили чувство страха. Они считают себя уже мёртвыми, и надо знать Шайенов, чтобы понять смысл этого. Раз они уже мертвы, то ничего худшего с ними случиться не может.
– Всё это неубедительно, капитан, – пожал плечами Траск.
– Весьма сожалею.
– Хотите, чтобы мои люди шли впереди или прикрывали вас?
– Прикрывали? – медленно спросил Мэррей. – Я хотел, чтобы и Мастерсон со своими ополченцами оставался с вами.
Траск кивнул.
Мэррей тяжёлым шагом вернулся к своим солдатам. Он поднял Уинта и трубача, встал в холодной, мокрой траве и выжидал неизбежного повторения слишком знакомых событий.
Они двинулись к ручью, выставив вперёд фургоны. У Мэррея был план подойти как можно ближе, используя шестнадцать громоздких фургонов в качестве заслона. Достигнув ручья, он приказал разместить фургоны в его русле полукругом, упряжками внутрь.
Индейцы выжидали, скрывшись в выкопанных ими траншеях. Женщины, дети и пони находились в тылу, защищённые небольшим холмом. Временами показывалась голова воина да луч утреннего солнца вспыхивал на стволе ружья. Из траншей не доносилось ни звука. Их вождь, Маленький Волк, на виду у всех спокойно сидел на краю траншеи и курил трубку. Мэррею казалось, что он улыбается. Но расстояние было слишком велико, и Мэррей не был уверен в этом.
«Всё равно, – подумал он. – Долго улыбаться ему не придётся».
Индейский вождь походил на ком земли, на сжатый кулак: иссохший, древний-древний, как пожелтевший холм, видневшийся за ним. И он улыбался…
Мэррей расположил своих людей позади фургонов длинной цепью. Солдаты теснились к упряжкам. В каждой из них было шесть мулов. Близость людей беспокоила животных. Они встряхивали своих погонщиков, которые висли на уздечках, чтобы удержать животных на месте. Погонщики бранились, заявляя, что как только начнется стрельба, мулы понесут. Кавалеристы, закинув сабли за спину, сжимали обеими руками карабины. В двадцати-тридцати ярдах от них Траск рассыпал своих солдат цепью, а за ними расположились оставшиеся ополченцы; угрюмые, раздраженные, они испытывали к солдатам такое же чувство ненависти, как.и к Шайенам. Они едва сдерживались и были готовы и к паническому бегству и к бешеной атаке.
А сбоку, над извилистым ручьём, низко стояло утреннее солнце, особенно ярко сверкавшее на бледно- голубом небе.
Уинт был очень бледен. Мэррей улыбнулся и кивнул, испытывая странное, внезапно возникшее чувство жалости к младшему товарищу. Уинт коснулся плеча горниста, раздался звук трубы – и, как по волшебству, из высокой травы вылетела стая птиц. Кавалеристы продвинулись между фургонами и образовали редкую стрелковую цепь. Мэррей был впереди, Уинт – ближе к краю. Мэррей, то и дело оборачиваясь к своим солдатам, сигнализировав саблей – сжимать ли цепь или растягивать её. Некоторые усмехались, другие взволнованно кусали губы; у иных лица были смертельно бледные, иные крались, точно звери. Позади солдат Мэррей увидел старого следопыта, взгромоздившегося на один из фургонов. Возбуждённый, с раскрытым ртом, он наблюдал за происходящим, как будто это был необычный спектакль, устроенный только для него.
Люди шли, соблюдая полный порядок, пригибая стебли высокой травы, доходившей им до пояса.
Мэррей говорил себе: «Не надо больше оборачиваться. Это произойдёт скоро, очень скоро».
Его сердце бурно колотилось и, казалось, разбухало. Рот у него пересох, глаза были влажны. При каждом шаге он боролся с желанием убежать, вскрикнуть, сделать всё что угодно, только бы не идти вот так – неуклонно и спокойно к индейскому лагерю. Уинт был теперь несколько впереди. Обернувшись, он улыбнулся. Он казался весёлым и небрежно подсекал саблей траву. Отряд настолько продвинулся вперёд, что Мэррей мог различить, как вздувались и опадали щеки Маленького Волка, когда старый вождь затягивался трубкой.
– Огонь! – хрипло крикнул Мэррей.
Вероятно, Уинт отдал горнисту команду, но тонкие звуки сигнала затерялись среди треска выстрелов. Солдаты низко пригибались и бежали вперёд; и тогда Шайены дали залп – всего один. Старый вождь не
