– А по-моему, он охотится за Джетовой кпопкой, – сказал Ферман. – И, выходит, ты ему пособничаешь.
– Ферман, да в чем дело? Ревнуешь? Хочешь приберечь его для себя?
– Не будь гребаным идиотом. Я не из таковских…
– Тогда в чем проблема?
Он покосился на Чарли Анджелеса и поиграл челюстью, подыскивая слова.
– Не нравится мне, как он подлизывается к Джету.
– По-моему, ты все путаешь, – возразил я. – Это Джет подлизывается к Чарли Анджелесу.
– А чего ради? Мы ведь как братья. Дьяволы дают ему все, что надо.
– Ферман, у него нет отца. Будь ты хоть самым лучшим братом в мире, все равно мальчику нужен отец, и с этим ты ничего не поделаешь.
– Мальчику? Он…
– Он все еще мальчик, – прервал его я. – И Чарли Анджелес, судя по всему, отнюдь не против в чем-то заменить ему отца. По-моему, это просто здорово. Он и сам вышел из примерно таких же слоев общества, что и Джет, но сумел кое-чего добиться в жизни. Сейчас он среди главных шишек в нашей индустрии.
Ферман обжег режиссера взглядом. Мои доводы пришлись ему не слишком-то по вкусу.
– Послушай, чтобы выжить, мальчику нужна семья, – продолжил увещевать я. – А вы с ребятами так и останетесь его братьями, и этого уже ничто никогда не изменит. Даже когда у него появится отец.
Ферман уставился на носки ботинок.
– Ему по-прежнему будем нужны мы со Шнобелем и Ровером?
Я внимательно поглядел на него. Кто кому нужен? Он Джету – или Джет ему? Является ли Джет символом устрашения для других уличных банд – или дубинкой, которая не дает Роверу зарваться? Я уже чуть было не сказал «Я обещаю», но в последний момент изменил слова:
– Наверняка.
– Ну ладно.
– А теперь, с твоего позволения…
Ферман схватил меня за руку. Лицо его снова горело гневом.
– Еще кое-что.
– А ты – уверен, что нельзя чуточку…
– Нет! Нельзя! – рявкнул он. – Ты видел?
Я вздохнул.
– Что видел?
– Новый выпуск «Прыгги-Скока»?
– За мной не водится привычки скачивать такие журналы.
– Брось, Боддеккер, ты прекрасно знаешь, о чем я. Они прислали мне предварительный вариант выпуска на следующий месяц. Того, где мы с ребятами.
– Этот выпуск я видел.
– Я не давал разрешения ни на что подобное.
– Однако у нас оно было, – сообщил я. – Через твоего агента.
– Да не в том суть, Боддеккер…
– А тогда в чем? Тебе не нравится, когда девочки балдеют от твоего изображения и считают тебя красавчиком? Задний ход уже не дать, поезд ушел. Ты сам ответил на их вопросы.
Ферман поглядел на меня.
– А что там говорится?
Взгляд у него так и рыскал взад-вперед, точно у камышового кота, выискивающего добычу.
– Всякая мура, какую девочки-подростки хотят знать о смазливых парнях. Какого они роста, их любимое блюдо, любимая песня…
– И любимый Дьявол? – перебил Ферман.
– Ну, и это тоже. – Я старался смотреть на него столь же твердо и пристально, как и он на меня. – А кто это тебе прочитал, Ферман?
– Я завел себе ро… – Он осекся на полуслове, но через секунду продолжил: – Кое-кого, кто может мне прочитать.
– И теперь ты расстроен, потому что все считают самым хорошеньким Джимми Джаза…
– Боддеккер, да он ведь даже не Дьявол, туды его!
Я поглядел Ферману прямо в лицо – и меня удивило то, что я там увидел. Не злобную браваду, его привычное фирменное выражение. В обведенных красными кругами глазах застыли обида и неуверенность в себе – точь-в-точь как у мальчишки, которому никак не удается добиться, чтобы с ним гуляли девчонки.
– Это только первая статья, Ферман, – утешил его я. – Будут и другие. В других журналах.
– Клянусь, Боддеккер, я убью его! Я с ним поквитаюсь!
– Да брось, – посоветовал я. – Вот только выйдет эта реклама, и все позабудут про Джимми Джаза.
– Ой ли? – вызывающе спросил он.
– Погоди, пока не проведут опрос, кто самый умный Дьявол. Или самый сильный. Или самый крутой. Есть вещи и поважнее, чем внешность. И если хорошенько подумать, что чего стоит, Ферман, то красота – штука относительная и преходящая. Вот хоть тот же Ранч Ле Рой тому первый пример.
– Ранч Ле Рой? Малыш Нарко? Эй, да ведь я его, бывало, смотрел.
Я кивнул.
– Десять лет назад его лицо было на обложках всех девчачьих журналов. Он лидировал абсолютно по всем опросам: самый красивый, самый милый, с самой чистой кожей, все такое. И где он теперь?
Ферман пожал плечами.
– Сегодня ты это узнаешь. Он играет Пакостника в вашем ролике.
– Ого! Вот здорово… – Ферман снова осекся. – А тебе не кажется, что он красивше нас всех, а?
– Он будет сильно загримирован. Девочкам придется напрячь память, чтобы узнать его.
– Ну ладно, – сказал Ферман. – Ладно. Эй, погоди только пока я остальным расскажу…
Съемки начались примерно через час с группкой статистов, которые должны были изображать толпу на улице. Сперва мы хотели снимать этот эпизод последним, чтобы предотвратить утечку информации, но потом решили задержать статистов здесь до тех пор, пока все не закончится и Дьяволы не уедут. Кроме того, Дьяволам в этой сцене полагалось выглядеть безупречно, а после того, как Ранч Ле Рой над ними поработает, свернутые носы и фингалы под глазами будут не очень-то фотогеничны.
Однако на деле первые кадры были записаны только через полчаса, потому что стоило статистам узнать, с кем им предстоит работать, как они дружно потребовали автографов. Каким образом они умудрялись отличить крестик Фермана от крестиков Ровера или Джета, было превыше моего разумения, но сами статисты от счастья себя не помнили.
Чарли Анджелес собрал Дьяволов в кучку и пару минут им что-то втолковывал. Потом отослал всех на точку, где им полагалось красоваться с коробками «Наноклина», чуть попозже подозвал Джета обратно и поболтал с ним еще немного. Джет улыбнулся и радостно кивнул, явно счастливый тем, что привлек внимание столь знаменитого режиссера.
Потом они все сгрудились вокруг коробки. Чарли чуть подправил, кому где стоять – Джета отвел назад Шнобеля – в сторону, и группа в один дубль записала всю сцену. Последний кадр ролика, где все блестит и сияет.
Все дружно захлопали: статисты, киношники, члены моей творческой группы.
Сбоку от меня появилась Дансигер.
– Когда начнут драться?
– Ле Роя ожидают только после ленча, – ответил я.
– Прямо как рождественским утром, когда только проснешься, – мечтательно проговорила она. – Лежишь в постели и надеешься получить то, что загадал, но твердо не уверен. А встать и посмотреть никак не решаешься.
Следующими на очереди стояли Дьяволы, попирающие ногами поверженного Пакостника. Поскольку Ранч Ле Рой должен был подъехать только после часа, вместо него на полу, отвернувшись от камеры,
