Рядовой красноармеец Иван

Командование фронта и Ставка помогали окру­женным войскам. Осуществлялась бомбардировка с воздуха немецких боевых порядков, сбрасывались с самолетов продо­вольствие и боеприпасы. Но большего... для окруженных войск сделать не могли, так как не располагали ни силами, ни средствами...

«Благодаря упорству и стойкости, которые проявили наши войска, дравшиеся в окружении в районе Вязьмы, мы выиг­рали драгоценное время для организации обороны на Можай­ской линии...

«Кровь и жертвы, понесенные войсками окруженной груп­пировки, оказались не напрасными. Подвиг героически сра­жавшихся под Вязьмой советских воинов, внесших великий вклад в дело защиты Москвы, еще ждет своего опи­сания...»

Так высоко и патетически оценивает роль окруженных войск человек, который лично сделал все мыслимое и немыслимое, чтобы эти войска Красной Армии попали в окружение западнее Вязьмы и потерпели сокрушительное поражение! Дальше я приведу некоторые известные мне сведения о том, как Жуков, вновь назначенный 10 октября командующим Западным фронтом, встречал героических советских воинов, вырвавшихся из Вяземского котла. Пока скажу коротко: многих командиров он отдавал под трибунал с требованием расстрела.

Возможно, он чувствовал свою вину за очередной разгром Красной Армии и отыгрывался на подчиненных. Ведь раньше, с января до 22 июня 1941 года, Жуков на посту начальника Генерального штаба РККА приложил поистине нечеловеческие усилия, чтобы немцы нанесли сокрушительное поражение нашему Первому стратегическому эшелону и захватили у западных границ СССР колоссальные военные трофеи, небывалые во всей истории человечества. Об этом наша официальная история тоже, по своей врожденной скромности, умалчивает.

Опьяненные победами немцы любили фотографироваться. Сейчас уцелело великое множество их фотографий того, победного для них, начального периода войны. И на этих фотографиях то и дело можно видеть наши советские, лучшие в мире танки под красными фашистскими знаменами со свастикой. Я видел снимок немецкой колонны, в которой высился грозный силуэт громадного пятибашенного «сухопутного броненосца» - советского танка Т-35. Я видел снимок несокрушимого советского танка КВ-2 в колонне немецких войск. Я видел снимок немалой колонны советских танков Т-34 с фашистскими крестами на броне.

Немцы успешно использовали в сражениях против Красной Армии свои огромные боевые трофеи. Лучшие в мире советские танки, захваченные немцами у границы, рвали оборону Красной Армии. Лучшие в мире советские пушки, гаубицы и минометы, захваченные немцами в июне 1941 года, обрушивали на наши позиции миллионы снарядов. На нашем, советском горючем, захваченном немцами тогда же и там же, Вермахт дошел до стен Москвы.

Товарищ Сталин практически не лукавил, когда 6 ноября 1941 говорил, что «…Другая причина временных неудач нашей армии состоит в недостатке у нас танков и отчасти авиации… самолетов у нас пока еще меньше, чем у немцев… танков у нас все же в несколько раз меньше, чем у немцев…».

Да, к 6 ноября 1941 года эти слова Сталина верно отражали реальное состояние дел. Наши самолеты в большинстве своем сгорели на незащищенных аэродромах у границы в первые часы и дни войны. Самолетов у немцев после этого стало больше, чем у нас. И танков теперь у нас стало заметно меньше, чем у гитлеровцев. Почти половина наших танков к 22 июня оказалась сосредоточенной у самой границы, и немцы частью уничтожили их, частью захватили. Вторую половину наших танков мы потеряли в непродуманных контрударах механизированных корпусов. Возможно, где-то в наших архивах имеются немецкие документы с точным указанием количества советских танков, которые участвовали в операции «Тайфун» и обеспечивали окружение наших армий в Вяземском котле.

Без этих бесчисленных трофейных советских танков, пушек, минометов, пулеметов, винтовок и автоматов, без огромных запасов трофейных советских боеприпасов и горюче-смазочных материалов немцы не смогли бы дойти до Смоленска и Вязьмы, и уж тем более, никогда бы не оказались у стен Москвы.

Любимый вопрос у нас, русских: кто виноват? Кто виноват в том, что начало войны оказалось для нас катастрофическим? Чтобы ответить на него, надо вспомнить, под чьим энергичным руководством генералы и офицеры Генерального штаба РККА с 1 февраля 1941 пять месяцев круглосуточно, без сна и отдыха, со сверхчеловеческим напряжением разрабатывали и уточняли планы предстоящей войны с Германией. 

М. Брагин («Москва — Берлин»): «Героически сражалась против ударной группировки противника, обходившей наши позиции севернее Вязьмы, 19-я армия генерала Лукина. Вой­ска этой армии вместе с 32 -й армией генерала С.В. Вишнев­ского десять дней и ночей вели контратаки фронтом на запад и восток. Об этих боях мало осталось документов. Немного о них рассказывали участники героического сопротивления. Крупицу за крупицей восстанавливают историки картину сра­жения под Вязьмой.

«Из окружения пробивались части, подразделения, груп­пы, отряды, одиночки. Это был «железный поток» 1941 года... Еще полностью не подсчитано, сколько воинов вышло из ок­ружения...»

И совсем лаконично описывает эти события энциклопедия «Великая Отечественная война»:

«Окруженные советские войска под командованием гене­рал-лейтенанта М.Ф. Лукина активными действиями сковали 28 немецких дивизий, 14 из которых не могли высвободиться для дальнейшего наступления на Москву. Борьба в районе Вязьмы способствовала восстановлению нарушенного фронта, позволила советскому командованию выиграть время для ор­ганизации Можайской линии обороны».

«Что есть истина?» — спрашивал еще Пилат у Иисуса Христа. Что есть истина? — этот вопрос мучил философов с незапа­мятных, пещерных времен. Что есть истина? Свидетельства очевидцев, отдельных, конкрет­ных людей или скупые обобщенные сведения официальных источников, в которых нет и не может быть места чувствам и эмоциям? Пером наших историков движет воля официальных приказов, директив и циркуляров, скрепленных высочайшими подписями и печатями. Их подвигает похвальное стремление отличиться при выполнении команды сверху.

Историки утверждают, что в окружении западнее Вязьмы оказались части четырех наших армий. Они утверждают, что борьбой этих войск руководил генерал М.Ф.Лукин, герой Смо­ленского сражения. Историки считают, что сопротивление ок­руженных войск дало нашему командованию возможность восстановить нарушенный фронт и время организо­вать Можайскую линию обороны.

Пусть историков судит история. Я искал конкретного че­ловека, я собирал конкретные факты. И эти факты не всегда согласуются с выводами наших отечественных историков. Несомненно, профессионалы снисходительно усмехнутся: дилетант-любитель пытается разобраться в событиях, в которых ничего не понимает, сапожник пытается печь пироги!

Ни в коей мере не хочу, чтобы у кого-то сложилось мнение, будто я пытаюсь состязаться со специалистами в анализе военных действий 1941 года. Они – профессионалы. И хотя Косьма Прутков сказал, что «специалист флюсу подобен», но любой профессионал всегда даст сто очков вперед любому дилетанту. У них – специальная подготовка, в их руках – недоступные для меня архивы, у них большой опыт работы. Но при всем моем уважении к профессиональным историкам, у меня перед ними по меньшей мере два серьезных преимущества.

Во-первых, профессиональные историки, как гуманитарии, никогда не имели дела с точными науками, им неведомы научные методы анализа и статистической обработки фактического материала. А мне, к счастью, пришлось всерьез грызть гранит точных наук.

Во-вторых, профессиональным историкам, даже увенчанным высокими должностями, учеными степенями и званиями, никогда в жизни не приходилось на практике расследовать конкретные причины серьезных неудач. Например, причины аварий и несчастных случаев со смертельным исходом на производстве. Мне же выпала невеселая доля десятки раз заниматься этими печальными вопросами на многих оборонных заводах. Мало того, в мою задачу каждый раз входило не простое установление причины аварии, группового несчастного случая со смертельным исходом или массового брака оборонной продукции. Мне предписывалось разработать конкретные конструктивные предложения по исключению подобных случаев впредь.

А чем серьезная авария на крупном оборонном заводе отличается от военной катастрофы? Разве что количеством жертв. Объективные же причины того и другого, как правило, в принципе совпадают. Каждый смертельный случай на производстве – это не случайность. Это закономерный результат длинной цепочки мелких, вроде бы несущественных нарушений установленных инструкций и правил. И если в акте написать, что причиной несчастного случая явилось, к примеру, повышение температуры в реакторе, - такие фокусы