светлый альв. — К тому же я жнаю, кто это был.
— Кто? — подскочили все, едва не разбудив раненого — тот вздрогнул во сне и застонал.
— Фветлые альфы. Фоплеменники мои!
Некоторое время спутники молчали. И без того подорванная репутация лесного народа в их глазах погибла окончательно.
«Вот вам и Хаген Мудрейший! Вот вам и священное равенство! Разве можно после этого относиться к нелюдям как к людям, если они Тьма знает что творят!» — с горечью подумал Йорген, а вслух сказал:
— Ну и манеры у ваших соплеменников! Хотя чему я удивляюсь? Что значит пара-тройка подбитых прохожих для тех, кто вверг целый мир во Тьму? Пустяк, детская забава! Удивительный вы народ — светлые альвы!
Это было жестоко и, может быть, даже несправедливо. Кальпурций Тиилл непременно осудил бы друга за такие речи. Но он спал, и ланцтрегер фон Раух мог говорить, что хотелось. Черный Легивар сделал ему страшные глаза, но плевать он хотел на Черного Легивара! Гораздо важнее, что Гедвиг Нахтигаль ничего не возразила, а наоборот, пробормотала «угу!».
— Твоя «любимая мачеха» тоже принадлежит этому народу, — тихо, отведя глаза, напомнил Семиаренс Элленгааль, хотя и сам понимал, что не стоило ему этого говорить.
— Моя приемная мать — исключительно благородная, добрая и честная женщина! Недаром она предпочла вашему порочному обществу человеческое! — отчеканил Йорген и отвернулся. Скверно было на душе, будто кусок мыла съел. Однажды, в голодные годы, было дело: нашел старый, потрескавшийся обмылок и подумал: раз на жиру приготовлено, вдруг можно есть? Откусил. Долго плевался потом. И теперь хотелось плеваться. А тут еще Фруте вдруг расплакался, этого не хватало! Вот оно — воспитание альвов!
— Прекрати! — свирепо велел старший брат. — Чего это ты вдруг расхлюпался? Отец бы не одобрил. Если бы я в твоем возрасте вздумал реветь при посторонних, он дал бы мне по шее и стал рассуждать о чести нашего рода. Не вынуждай меня следовать его примеру!
Да, так всегда и бывает в жизни: разозлишься на «посторонних», а срываешь дурное настроение на самых близких.
Но на юношу угрозы не подействовали, он продолжал заливаться слезами, горько и безутешно.
Тут уж Йорген испугался:
— Да что случилось-то?! Объясни толком!
— Я альв! — всхлипнул Фруте. — Я наполовину альв! Теперь… после всего… ты больше не будешь меня любить! Перестанешь считать братом!
— Вот дурень! — проворчал Йорген все еще сердито, но уже мягче. — Я не перестал бы считать тебя братом, даже если бы ты был мохнатым вервольфом и боялся серебра! Или там цвайзелем каким-нибудь! Тьфу-тьфу, чтобы не накаркать!
— Гы-гы! — совсем не по-альвийски сказал мальчишка, ему стало смешно. Слезы высохли.
Вскоре проснулся Кальпурций, все еще бледный, но заметно посвежевший. От кровавой раны на бедре осталось розовое пятно и рваная штанина.
— Какая жалость, — вслух подумалось ему, — что с помощью колдовства излечивается плоть, но не срастается ткань одежд. Иначе как было бы ловко…
— Штаны я тебе и без колдовства зашью, — рассмеялась ведьма.
А больше никто не рассмеялся.
— Эй, а что это вы как на похоронах сидите? — удивился силониец, только теперь заметив подозрительные светлые разводы на запыленном лице Фруте. — Что у вас произошло?
Гедвиг Нахтигаль, понизив голос, описала ему ситуацию.
— Друг мой Йорген, твой упрек был несправедлив, — выслушав ее, рассудил силониец. — Если Тьма превратила в уродов и безумцев людей, она могла дурно сказаться и на местных альвах. По ним нельзя судить о народе в целом… Кроме того, Семиаренс, вы уверены, что это были именно ваши соплеменники? Никогда не слышал, чтобы альвы селились так далеко на востоке!
— Уверен, — печально подтвердил тот. — Стрела, поразившая тебя, — альвийской работы. Попасть в цель на таком расстоянии способен только альв, да и луки человеческие так далеко не бьют. И потом, мне точно известно, что в этом лесу есть наше колониальное поселение. Мы гостили в нем на пути…
— О! — обрадовался догадке ланцтрегер. — Тогда понятно! Стрелок вас узнал и решил отомстить. Целился в вас, а попал в Кальпурция! Случайно!
— Если бы он целился в меня, то в меня бы и попал, — не согласился альв. — Наши луки не знают промаха.
Это была чистая правда.
— От Тьмы любой может окосеть! — проворчал Йорген. — Или он решил прикончить всех нас, застигнув в вашем обществе. Что ж, не возьмусь его осуждать! На его месте…
— Друг мой, сейчас не место и не время для раздоров! — напомнил благородный силониец. — Хвала добрым богам и хайдельским ведьмам, я вновь здоров и бодр, пора покидать эту благословенную лощину. Если мы сможем короткими перебежками добраться во-он до того холма, — он указал рукой направление, — то дальше, думается, будем недосягаемы для стрел и сможем спокойно продолжить путь.
Это было вполне разумное, взвешенное предложение, и Кальпурций ни на секунду не усомнился, что оно будет принято. Ах, как он ошибался!
— Ни за что! — заявил ланцтрегер фон Раух воинственно. — Не для того мы потратили уйму времени, высиживая в этой отвратительной яме, чтобы так просто уйти!
— И что ты предлагаешь?! — опешил Тиилл. — Пойти на местных альвов войной?!
— Нет, конечно. Это было бы неразумно. Мы пойдем в их стан ночью, под покровом темноты и…
— Глотки им перережем?! — воскликнул бакалавр с увлечением, похоже, он не видел в таком поступке большого греха. — Чтобы не пускали стрелы в мирных прохожих?
— Боюсь, Семиаренс будет против, — заметила ведьма, а силониец добавил очень твердо:
— И не только Семиаренс!
Йорген смерил их скептическим взглядом — типа в своем ли вы уме, друзья мои?
— Ерунда! Нужны нам их глотки, как гифте подвенечный наряд! Еду мы будем у них красть, вот что! У светлых альвов всегда есть еда!
Глава 32,
— У светлых альвов всегда есть еда! — сказал Йорген фон Раух и стал ждать возражений от благородных спутников своих. Но вместо этого услышал вопрос.
— Откуда ты знаешь? — с живым интересом спросил Кальпурций Тиилл. — Ты уверен?
Ланцтрегер фыркнул:
— Можно подумать, я никогда не… Короче, доверься моему опыту, друг Тиилл. Не знаю, где они ее берут, может, боги любят их паче иных народов и одаривают щедрее или это такое колдовство, но еда у них в достатке даже в самые голодные времена. Проверено.
Семиаренсу Элленгаалю стало смешно.
— Ну-ка, ну-ка, поведай нам, о благородный отпрыск славного рода фон Раухов, каким же именно способом ты это проверял? Помнится, во времена Первого Противостояния мой дядюшка Аверрес сетовал порой, что из шатра его таинственным образом исчезают пироги с начинкой…
— Красивый такой шатер, — сказал Йорген, глядя себе под ноги. — Красный и расшит драконами…
