— Именно! — подтвердил альв.
— Было дело, — смущенно признался ланцтрегер, — заглядывал я туда! — И поспешил добавить в свое оправдание: — Но я никогда не грабил подчистую. Всегда оставлял ему кусочек. Он об этом упоминал?
— Упоминал, а как же! — поспешил заверить Семиаренс, кривя душой и не стыдясь этого.
— Значит, решено? Ночью идем? — воодушевленно переспросил Йорген, уяснив, что племянник обворованного дядюшки на него вроде бы не сердится.
В общем, этическая сторона дела наших друзей не волновала. Самые праведные из них с собственной совестью поладили очень легко. Альвы в них выпустили стрелы? Выпустили. Значит, они, по сути, враги. А потому не воровством будет считаться предстоящее предприятие, а благородной охотой за трофеями. Так сказал Кальпурций Тиилл, и Семиаренс Элленгааль согласился с ним в душе. Что ж, пусть осудит их тот, кто никогда не голодал, а мы не станем. Но был еще чисто практический вопрос.
— Думаете, это не слишком опасно? — вздохнула Гедвиг Нахтигаль. — По мне, так чистое безумие!
Видят боги, как нелегко дались юной ведьме эти слова: пирог с начинкой уже стоял перед ее глазами, и даже запах вроде бы чувствовался — горячее тесто и корица (потому что воображаемая начинка была яблочной, по старому хайдельскому рецепту).
— Ничего страшного! — Йорген был полон оптимизма. — Дорогу мы знаем… вы ведь знаете? — Он обернулся к Семиаренсу, тот утвердительно кивнул. — Знаем! Выбраться тайно
— Не забывай, тогда были мирные времена, — умерил его пыл светлый альв. — Теперь поселение может быть надежно защищено. Взять того же стрелка — не зря же он оказался на опушке? Наверняка дозорный.
Это был весомый аргумент, Йорген заметно помрачнел. Потом вспомнил:
— В лагере вашего дядюшки тоже были дозорные, и я их обходил. Боги дадут, и теперь справимся. А нет — ну, значит, нет. Попытаться все равно стоит. Пирога хочется до жути! Чую прямо — рыба!
— Какая рыба?! — невольно вырвалось у Гедвиг. — Корица же! И яблоки!
— Козий сыр! — мечтательно вздохнул силониец.
— А я думал, капуста квашеная… — В голосе бакалавра послышалось разочарование.
— Просто вы уже одурели от голода, вот вам и мерещится всякое, — поставил диагноз ланцтрегер. — А дядюшкины пироги были с рыбой хариус, мне лучше знать!
— А вдруг эти альвы вовсе не пекут пирогов? — робко подал голос Фруте.
На него посмотрели как на врага, и он притих.
Решение было принято.
Потом, задним числом, Семиаренс Элленгааль ругал себя: ладно спутники его — почти еще дети, хоть и числятся воинами, ведьмами и магами, — глупость им простительна, но он-то в свои сто пятьдесят мог быть умнее. Нет! Тоже позарился на чужие пироги! Должно быть, Тьма и вправду лишает разума!
…Потянулись долгие часы ожидания, но они были не в тягость — воспринимались как желанный отдых. Ноги гудели от бесконечного пути, плечи ныли — так приятно было дать им покой, растянувшись в колючей седой траве.
Воздух над пустошью плыл дрожащим маревом, пах горькой полынью и далеким дымом. Красный глаз солнца сердито таращился с грязного неба, гибельно верещали цикады, время от времени какая-нибудь мелкая тварь сваливалась в овраг, ее лениво приканчивали, если она не желала понимать слово «кыш».
Хотелось дремать, разговоры не клеились: о чем бы ни заходила речь, в конечном счете обязательно сводилась к еде, даже противно. Сколько можно вспоминать булки, плюшки, окорока, колбаски, штрудели, кнедли, сыры, яйца и матушкины оладьи? Сытнее от этого не становится, только настроение портится. Лучше лежать молча, смотреть в небо, не думать ни о чем. Поспать перед «делом» тоже неплохо, потом вряд ли придется…
Уже начинало темнеть, когда Кальпурций Тиилл придумал глупость. Мол, не все должны идти в опасную ночную вылазку, а только трое: он сам, Йорген и Семиаренс Элленгааль в качестве проводника. Остальные пусть дожидаются их возвращения в надежном месте.
У Гедвиг Нахтигаль от возмущения волосы стали дыбом, отчего ведьминская ее природа стала очевидна как никогда.
— Ответь-ка ты мне, о достойнейший отпрыск славного рода Тииллов, что именно подразумеваешь ты под «надежным местом»?! — В голосе ее было столько яду, что очередная тварь, свалившаяся им под ноги, сдохла сама, без посторонней помощи.
— Как — что? — невинно переспросил силониец. — Этот овражек…
— Ах вон оно что! Овражек! Ну конечно! Тихое, славное местечко, ну прямо дом родной! Твари, правда, на голову валятся, так ведь не чаще двух-трех за час! Такая безделица! Определенно для бабы, юнца и бакалавра лучшего убежища не найдешь! А даже если и сожрет их кто по ночной поре — не беда, славным нашим добытчикам больше пирогов достанется!
Бедный Кальпурций даже побледнел от таких слов любимой, принялся оправдываться:
— Ты не понимаешь! Мы оставим вас под надежной магической защитой, а от недругов из плоти и крови вас будет оберегать Легивар!
— Кхе-кхе! — сказала упомянутая персона. — Не хочу показаться трусом, но ты уверен, что я справлюсь в одиночку?
Он на самом деле не был трусом. И случись в том нужда или даже пустая блажь приключись (да хоть на спор!), без колебаний остался бы в овраге
— И как же быть? — Кальпурций беспомощно оглянулся на Йоргена, он и мысли не желал допустить, чтобы лезть во вражеский стан всей толпой, с женщинами и детьми.
Но у друга-северянина был свой взгляд на проблему, как всегда странный.
— Множество славных героев окончили свои дни прежде назначенного природой срока только потому, что в минуту опасности им приходило в голову разделиться и действовать порознь! — веско молвил он. — Лично я не намерен бросать своего брата одного во Тьме, и кажется мне, что галантный кавалер… — тут он бросил выразительный взгляд на друга Тиилла, — поступать так с дамой сердца тоже не должен. Мы пойдем все вместе — и будь что будет!
— Золотые слова! — воскликнула ведьма, громко чмокнула ланцтрегера в щеку, а потом обернулась к Кальпурцию: — А тебя, друг мой, целовать не стану, ты меня обидел! Бросить беззащитную женщину на произвол судьбы — это надо же такое удумать…
Тут она не выдержала и хихикнула. Потому что вовсе не опасением за свою жизнь были вызваны ее протесты. Просто ее отчаянно потянуло на приключения — это во-первых. А во-вторых, она представила себе часы ожидания (живы — нет ли, вернутся — не вернутся?) — и жутко сделалось до невыносимости. Зарок себе дала: даже если настоит на своем бессовестный Кальпурций, все равно пойдет следом, тайно, и плевать ей на мальчишку с бакалавром, что останутся без ее защиты. Любовь дороже!.. Эх, знать бы еще, к кому она, та любовь!
— Ну всё, стемнело! — объявил ланцтрегер фон Раух. — Пора! Хватит рядиться, а то собираемся, как воры на ярмарку!
— Что, воры на ярмарку обычно собираются так долго? — удивился силониец, его всегда интересовали тонкости чужеземного быта (уточним, что в родной его Силонии ни ярморочных воров, ни самих ярмарок не было). — А почему? Ну ладно торговцы, им надо товар приготовить, погрузить, лошадей запрячь. Но воров-то что задерживает?
