— Да, дядя?.. Мне очень жаль, что мы тебя потревожили, у меня здесь несколько друзей. — Его голос почти нормален и нежен. — Да, мы были чересчур шумны и бесновались сверх меры. Я приду к тебе попозже, когда мои друзья уйдут.
Виктор кивнул мне коротко. Во время разговора с дядей его лицо немного просветлело, но теперь выражение его опять стало мрачным и презрительным. Две слезы выскользнули из ресниц.
— Друзья! — горько повторил он и бросил на меня короткий, полный ненависти взгляд. — Хороши друзья!
Теперь я уже не смог удержаться. Я проковылял к инструментальному ящику, взял кусачки и перекусил все провода, которыми был связан Виктор.
— Да, — сказал я, — друзья! Ты можешь выговорить это спокойно, без яда и желчи: настоящие друзья.
Он остался недвижим, хотя проволочные оковы упали на пол.
К нему подошла Аннамари.
— Да, Виктор, — сказала она, — Пауль действительно твой друг. Если бы ты знал, сколько он вытерпел уже из-за тебя! Вчера он даже поссорился с нами. Но теперь он хочет, чтобы и мы стали твоими друзьями. И работник связи и женщина из Народной полиции пришли к тебе как твои друзья…
Виктор повернул голову и подозрительно посмотрел на Аннамари из-под полуоткрытых век.
— У тебя есть какая-то тайна с Паулем?
Виктор пристально посмотрел на меня.
— Он нам так и не выдал эту тайну, — тихо сказала Аннамари.
— Так ли это? — быстро спросил Виктор, прямо сверля меня чёрными глазами.
— Да… Это останется нашей тайной. До тех пор, пока ты сам не захочешь открыть её, — сказал я.
Фрау Вернер поставила перед Виктором стул.
— Садись! Нам хотелось бы поговорить с тобой.
Виктор медленно поднялся с пола и сел. Дядя Вилли пристроился на краю стола, Гансик и Альфред расположились по-турецки на полу — каждый устроился поудобнее.
«Теперь, — подумал я, — вот теперь выяснится, предал ли я Виктора или нет».
— Да, — начала фрау Вернер, — если бы ты был старше, то на твоих руках красовались бы сейчас наручники и ты сидел бы за решёткой. Понимаешь ли ты это, Виктор?
Он робко кивнул.
— Виктор, — тихо сказал я, — можешь ли ты дать нам честное слово, что никогда больше не… — Я был не в состоянии произнести проклятое слово «красть» и сделал рукой хватательное движение.
Виктор посмотрел на меня:
— Да, — ответил он также тихо, — я даю честное слово, что никогда этого больше не сделаю.
— Он этого больше не сделает, — сказал я обрадованно фрау Вернер. — Вы можете быть в этом абсолютно уверены!
Дядя Вилли вмешался в разговор:
— Послушайте, я полагаю, что Пауль действовал здесь не совсем правильно, не так ли?
— Я не мог… — заикнулся я и покраснел, устыдившись своей трусости.
— Давайте оставим Виктора и Пауля вдвоём. Пусть они договорятся до конца, — предложил дядя Вилли. — Сегодня, я думаю, наш общий разговор не сможет состояться. А завтра мы встретимся в два часа на телефонной станции.
— Завтра сообща и решим, как можно помочь Виктору, — кивнула фрау Вернер.
— Да, и он должен нам показать, как он это проделывал, сорванец! — закончил дядя Вилли.
Когда все ушли, мы с Виктором взялись за уборку поля битвы и постепенно стали обсуждать сложившееся положение.
Эпизод за эпизодом рассказывал я Виктору, как мы разыскивали его. Особенное удовольствие ему доставила история с Хоппи.
— От меня твой Хоппи также получит сардельку! — воскликнул Виктор. — Но за то, что он не нашёл меня!
— Знаешь что, — предложил я. — Идём ко мне ночевать, тогда мы сможем ещё долго болтать… Мама будет рада видеть тебя…
Виктор уже повеселел.
— Но мой дядя? — сказал он. — Я ещё никогда не уходил на ночь из дому.
— А ты попроси у него разрешения.
— Разрешить-то он разрешит, я всегда могу делать всё, что хочу, — объяснил Виктор не без некоторого самодовольства.
Действительно, Виктор пошёл ко мне.
Мать постелила ему на диване. Прежде чем лечь спать, мы наблюдали за полнолунием. Виктор назвал мне имена больших лунных кратеров.
— На луне мы должны быть одеты в непроницаемые, герметические панцири, — сказал он. — И разговаривать друг с другом сможем лишь по радио.
— Ну, а животные?
— И животные должны быть в панцирях.
— А существуют ли такие панцири для животных? — спросил я.
— Нет, нам придётся сконструировать. Вообще у нас ещё очень много дела, пока мы не приготовимся к полёту.
Луна заглянула в окошко, а мы всё ещё шептались и шептались без конца. Наконец веки наши начали склеиваться, и мы провалились в сон, не успев пожелать друг другу спокойной ночи.
Что будет с Виктором?
Кто-то тронул меня. Я проснулся и прищурил глаза от яркого солнца.
— Виктор исчез, — сказала мама с тревогой. — Он говорил тебе что-нибудь?
— Нет!
Я вскакиваю. Диван пуст, одежды Виктора нет.
Окно раскрыто. Я влез на карниз и прыгнул. На грядках свежий след. Убежал! Я был огорчён и разочарован. Медленно вернулся в дом. Когда я уже сел за стол завтракать, вдруг раздался звонок.
Я кинулся к двери. Передо мной стоял Виктор.
— Доброе утро! — крикнул он. — Я должен был скорее попасть домой. Ведь это был бы первый раз, когда я утром не поздоровался бы с моим дядей!
У меня точно гора свалилась с плеч, моя мать тоже улыбнулась.
Мы позавтракали вместе, а затем каждый из нас пошёл в свою школу.
Под третьим каштаном меня на этот раз ожидал совсем другой приём. Я дал друзьям точную информацию с «фронта» и пожинал зависть и восхищение. Лишь Аннамари умерила мой пыл, заметив:
— Всё это ужасно волнующе, но было бы лучше, если бы ты своевременно открыл рот.
— Чепуха! — крикнул Альфред. — Зато это был бой! Но неужели ты не мог приземлить его одним хорошим ударом!
В этот день мы были на уроках очень невнимательны. Гансик так влип на математике, что нам стало очень стыдно за него. Иногда он так туго соображает, что не в состоянии подсчитать шестью шесть!
Наконец кончился шестой урок… Мы заторопились.
Виктор пришёл аккуратно. Был серьёзен и задумчив. Для него исход переговоров имел большое значение, это понимали мы все.
— Не бойся, — сказал я. — Без нашего ведома они ничего не могут тебе сделать, ведь, в конце
