— Дров? — Она тупо уставилась на него.
— Ну да, для костра, — терпеливо пояснил он.
— Хорошо.
Энни тотчас побрела к темневшим в сумраке деревьям и стала собирать сухие ветки и сучья. Набрав очередную охапку, она приносила ее на место, выбранное для лагеря. Когда куча оказалась достаточно внушительной, она подошла к Гейлу и отряхнула руки.
— Вот. Думаю, на костер хватит. Что-нибудь еще? Может, ты пожелаешь, чтобы я нырнула в море, например, за рыбой, с ножом в зубах?
— А что, наверное, это было бы забавно!
Достав из одного рюкзака коробку спичек, он нагнулся, чтобы сложить ветки маленьким шалашиком и разжечь костер. Удержавшись от ехидного замечания, Энни с откровенным любопытством наблюдала за ним.
— Надо же, — проговорила она наконец, — шесть месяцев я была за тобой замужем, и в течение этого времени ты ни разу не сказал мне, что прошел школу бойскаутов.
— Верно. — Он взглянул на нее уже не так холодно. — А тебя этому не учили?
С коротким смешком Энни покачала, головой.
— Только самым азам.
— Да, конечно, явно недостаточная тренировка для выживания на пустынных берегах греческих островов. — Гейл неодобрительно покачал головой.
— Ты прав. Самое серьезное, чему нас учили — как поджарить тосты и не обжечься о тостер.
— Оказывается, ты много что умеешь делать. — Он выпрямился с помрачневшим лицом. — Черт побери, как, я забыл прихватить с собой тостер?
Энни тут же расхохоталась, и Гейл, поняв, что допустил оплошность, рассмеялся вслед за ней. Впервые в воздухе между ними слегка потеплело.
— Гейл… — начала было Энни, но вдруг охрипла. Пришлось откашляться. — Я, правда, очень сожалею, что твоя яхта затонула… Поверь мне, прошу.
Гейл задумчиво взглянул на нее.
— Ладно. Я тебе верю.
Тяжело вздохнув, Энни опустилась на землю у потрескивающего костра. Через секунду и Гейл уселся рядом, расставив колени и опершись на них локтями. В отблесках пламени его лицо выглядело загадочно привлекательным.
— Есть хочешь? — спросил он.
— Не очень. А ты?
— Нет.
Энни задумчиво глядела на огонь, стараясь собраться с мыслями.
— А ты действительно последние три месяца здесь плавал? — спросила она наконец.
— Да, конечно. Именно этим я и занимался. Большей частью в одиночку, но иногда и с компанией.
— А как же твоя работа?
Он слегка пожал плечами.
— Даже неисправимые трудоголики, вроде меня, иногда нуждаются в отдыхе.
Энни ощутила, как перехватило дыхание и в горле пересохло.
— И какой же возник стимул?..
Гейл так долго молчал, что Энни показалось, что он не собирается ей отвечать. Но в конце концов он вымолвил:
— Как я говорил тебе, произошла переоценка ценностей.
— Ты что-то темнишь. Что же все-таки произошло? — осторожно попыталась выяснить Энни.
Вытянуть что-либо из Гейла Стикса всегда было невероятно трудно, она это помнила.
— Что же заставило тебя уйти в море на три месяца?..
— Однажды, в самолете Британских авиалиний, во время перелета с континента на континент, я увидел в зеркале свое отражение. И то, что предстало моему взору, отнюдь меня не порадовало.
— А что именно тебе не понравилось?
— Понимаешь, мне показалось, что у того парня в зеркале не было души. — Гейл вяло улыбнулся. — Он выглядел как мелкий подонок, который может пренебречь собственной женой.
Энни внезапно почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Эмоции так переполнили ее, что она невольно вздрогнула, словно от физической боли.
— Поэтому ты вышел в море.
— Да. Я прошел Додеканесские острова, острова Салоникского залива, прежде чем понял, что больше всего меня притягивают Киклады.
— Наверное, из-за погоды. Она здесь прохладнее.
— Да нет… Скорее непонятное желание увидеться со сбежавшей женой, — мягко ответил он. — Если не считать нашей первой встречи на свадьбе Герберта и Луизы, мы познакомились в Гермуполисе. Или ты забыла?
Энни с трудом вздохнула.
— Конечно, я не забыла! — прошептала она. — Хотя наш… наш брак развалился, но это вовсе не означает, что у меня отшибло память!
— Понимаю. — Голос у него был ровный, лишенный выражения. — Плавание в одиночку… о чем только не вспомнишь!
— Да, конечно…
— А как было в Африке? — Теперь в его голосе слышалась ирония. Энни наблюдала, как он подбрасывает дрова в костер.
— Нормально, — довольно сухо ответила она.
— Энни, а ведь наш брак был не так уж плох, не правда ли?
Она внезапно смутилась. Его тон был по-прежнему бесстрастным. Глаза — непроницаемыми. Энни медленно покачала головой.
— Да… первые несколько недель были… были так хороши!
И хотя в словах прозвучала некая нарочитость, она сказала правду. Энни с болью вспоминала, что первые месяцы их совместной жизни были действительно чудесными. Она наивно полагала, что обрела наконец настоящего друга. И все поначалу казалось таким волнующим, а Гейл представлялся необыкновенно добрым, внимательным, любящим…
В свой медовый месяц они уехали на Гебридские острова, где открыли для себя прелесть прогулок по продуваемым ветром холмам, а потом дома согревались у камина. Но немного позднее Гейл неожиданно увез Энни на Мальдивские острова, там они наслаждались дивной красотой окружающей природы и чудесной погодой, много плавали, загорали, но больше всего занимались любовью в роскошном номере местного отеля.
Она взволнованно посмотрела на него.
— Я вообще помню много хорошего… Мы бывали на праздниках, в театрах, в кино…
— В опере! — подхватил он, усмехнувшись. — Помнишь «Любовный напиток» Доницетти? Я заснул…
Энни удивленно обнаружила, что весело смеется.
— Гейл, ты не только заснул, ты свалился со стула! Разве такое забудешь?
— Я был под мухой.
— Ты всегда был под мухой.
Последовала короткая пауза. Смех умолк.
— Знаешь, у меня возникло странное ощущение, — тихо продолжала Энни, — будто сейчас мы, сидящие у этого маленького костра, — единственные люди, оставшиеся в этом мире.
— Боже, как красиво сказано! — ответил Гейл.
Энни в его голосе почувствовала горечь.
— Скажи, ты бы вышла снова за меня, Энни, если бы я остался единственным мужчиной на земле?
