карандашом глаза смотрели серьезно. — Дух девушки утверждает, что она — новая жертва убийцы с медальоном! Ты ведь помнишь, кто это?
Камерин попыталась изобразить заинтересованность, потому что Лирик честно слушала ее разговоры о криминалистике. Однако отплатить подруге тем же самым оказалось не так-то просто.
— Убийца с медальоном… тот псих, который оставляет на телах медальон с изображением святого Христофора?
— Он самый! Это уже четвертая жертва! Духи убитых девушек всегда приходят к Джуэлу — полиция к нему прислушивается. Многие верят, что он действительно ясновидящий. Камми, честное слово, он потрясающий медиум!
Камерин свернула у розового домика — аккуратно подстриженную лужайку перед ним окружала ограда из фанерных цветочков. Машина прыгала по ухабам, а Камерин дивилась, как люди верят в выдуманную реальность, создаваемую доктором Джуэлом и ему подобными. Как фанерные цветы на ограде, выдумки не увядали и уничтожению не поддавались.
— У тебя странный вид, — заметила Лирик. — О чем задумалась?
— Ты сказала, что Джуэл видел горы, грунтовую дорогу, ведущую к воде, и мертвое тело.
— Точно.
— Тебя не смущает тот факт, что горы и грунтовые дороги есть как минимум в сорока из пятидесяти штатов? И по статистике трупы почти всегда находят рядом с водой.
Они доехали до Грин-стрит и остановились на перекрестке. Камерин почувствовала на себе испепеляющий взгляд Лирик. Покосившись на подругу, Камерин заметила, как та нетерпеливо смахнула упавшую налицо голубую прядку.
— Знаешь, в чем проблема? — спросила Лирик.
— В чем?
— В том, что моя любимая «Тень смерти» для тебя недостаточно заумная.
— Да уж! Ты права, это действительно проблема.
— Ты ни во что не веришь!
— А ты все за чистую монету принимаешь!
Они мрачно поглядели друг на друга и расхохотались: этот спор возник не впервые, и уладить его невозможно. Да и не надо. Они так давно вместе, что научились не обращать внимания на причуды друг друга. Каждая из них была по-своему упряма. Лирик увлекалась оккультизмом, а Камерин — точными науками, но обе соблюдали давным-давно выработанные условия договора о дружбе.
На улице открывались первые магазинчики, их окна засветились теплым желтым светом, освещая тротуары. Город просыпался.
Камерин заметила сутулую фигуру в черном пальто до самых пят. Прилизанные волосы, крашенные в иссиня-черный цвет, свисали до плеч. Кожа сияла молочной белизной. Держа в руке зажженную сигарету, молодой человек шел по Грин-стрит, с преувеличенным вниманием глядя себе под ноги. Он на секунду поднял голову, переходя улицу, и тут же уткнулся взглядом в тротуар.
— Ага, вот и он, — негромко сказала Лирик. — Адам собственной персоной.
— Какой-то он странный, — хмыкнула Камерин. Она едва знала этого парня, но он вызывал у нее антипатию.
— Он почти всегда сам по себе. — Лирик перешла на шепот, будто боялась, что ее услышат. — С тех самых пор, как приехал. Я попыталась разговорить его в школе, но без толку. Он словно ненавидит людей.
— Я тебе не говорила, что мы сидим рядом на лабораторных?
— Нет. Что ж ты молчала!
— Да он со мной и не разговаривает особо. Оно и к лучшему, потому что от него вечно несет сигаретами.
Адам сделал новую затяжку, выпуская дым из ноздрей, словно дракон. О нем ходили разные слухи. Шептались, что он сатанист и устраивает тайные жертвоприношения в чаще леса, его называли готом, опасным бунтовщиком. Отца Адама почти никто не видел — за исключением Лирик, которая работала в магазине хоз-товаров, где он покупал краски.
«Матери у Адама нет, — рассказывала Лирик. — А с его отцом я познакомилась. У него редкая бородка и хвостик до пояса. Говорит, что художник, но покупает обычную хозяйственную краску и огромные кисти. Разве этим картины нарисуешь?»
Как и отец, Адам предпочитал одиночество: обедал один и занимался в самом дальнем углу библиотеки. Может быть, в большом городе ему удалось бы найти себе подобных, но для жителей Сильвертона он был чужим.
— Камми, давай его подберем? — предложила Лирик. — Как тебе такая мысль?
У Камерин замерло сердце.
— Это еще зачем?
— Ну, не знаю. — Лирик пожала плечами. — Почему бы нет?
— Только не говори мне, что он тебе нравится.
— А я и не говорила.
— Имей в виду, он бегает за Рейчел Геллер. Она мне сама сказала.
— Ты оглохла? Я не говорила, что он мне нравится.
Просто жалко парня. Давай подвезем?
— Во-первых, он курит. А ты знаешь, что я никому не позволяю курить в моей машине.
— Так он потушит сигарету.
— Если мы его подберем, то наши акции в обществе упадут.
— Ну их, эти акции! Давай сделаем доброе дело, — не унималась Лирик. — Хотя бы предложим, а?
Камерин молча наблюдала за Адамом, оставив мотор на холостом ходу. Лирик откинулась на спинку сиденья.
— Ну и ладно, — сказала она. — Я просто подумала, что если сделать добро, то оно к тебе же и вернется.
Лирик опустила солнцезащитный козырек, показывая, что разговор закончен, и Камерин разозлилась. Подруга всегда подбирала бродячих животных, что, конечно, дело хорошее, однако зачем втягивать в это Камерин?
— Извини, не стану я этого делать. — Камерин уверенно свернула на Грин-стрит.
— Как хочешь. Твоя машина, твоя карма.
— Не верю я ни в какую карму.
— В чистилище тебе это зачтется.
— Ой, Лирик, с тобой со смеху лопнуть можно!
Камерин собиралась проехать мимо Адама, но вдруг, словно помимо воли, притормозила. Будто почувствовав что-то, Адам посмотрел на нее. Он проходил мимо «Гранда», в окнах которого, как в кривом зеркале, отражалась его несуразная фигура, черно-белая и дрожащая — точь-в-точь привидение.
«По крайней мере, он отражается в стекле, — подумала Камерин. — Уже хорошо».
— Ну что ты со мной делаешь? — простонала она, когда торжествующая Лирик нажала кнопку на подлокотнике. Стекло скользнуло вниз, и Лирик высунулась наружу, опираясь на пухлую руку.
— Привет, Адам! — жизнерадостно сказала она.
Он коротко кивнул на ходу.
— Подвезти?
Адам остановился. Сделал затяжку и сердито выпустил облако дыма.
— Это еще зачем?
— Что значит, зачем? Чтобы на уроки не опоздать, а то до звонка не успеешь. Давай, садись! Только сигарету выкинь — Камерин не разрешает курить в машине. Вы ведь знакомы?
— Да. На лабораторных вместе сидим.
Камерин дружелюбно помахала, однако Адам глядел настороженно. В сером утреннем свете его бледность еще больше бросалась в глаза. Камерин подумала, что он откажется, но, пожав плечами, Адам
