они наконец пришли к договоренности об отсрочке доставки и взаимоудовлетворяющей цене, правда, ниже существующей на рынке.
Когда переговоры были завершены и покупатель ушел, Пирли обратился к своему компаньону:
— Я уже думал, что никогда с ним не развяжусь.
— Ты неплохо выпутался, — заметки Стоу.
— Еще бы! Гаррисон — это разбойник наихудшего разбора. И расплатится со мной он не деньгами. Поставит взамен другой товар.
— Зачем же тогда ты продал ему чай?
— Скажем так, у меня не было выбора.
Пирли положил на ладонь несколько чаинок и дал понюхать компаньону.
— Ну как, аромат чая из Хучжоу тебе нравится?
Однако Чарльз Стоу не сей раз собирался говорить не о чае, а совсем на другие темы. В частности, о цветке белого мака, вытатуированном на плече одной женщины…
— Я узнал, что ее имя Лоан. И что у нее татуировка на плече.
Пирли поднял голову.
— И ты что, видел ее?
— Да.
Англичанин долго молча смотрел на Пирли, потом произнес:
— Мы ведь с тобой теперь компаньоны.
— В определенном смысле. Ты работаешь на меня, и я плачу тебе процент. А больше тебе знать ничего не нужно.
— Нет, отношения у нас более тесные. Не забывай, что мы с тобой заключили договор. Договор на крови!
Это напоминание явно подействовало на Пирли.
— Хорошо. Чего ты хочешь?
— Знать некоторые вещи.
— Я тебя слушаю, — сказал ирландец, наливая себе виски.
Чарльз Стоу набрался решимости и заговорил:
— Я хочу знать, кто эта женщина и какое отношение имеет она к твоим и Вана торговым делам. Я хочу знать, кто такой Лю Чэн, которого, похоже, все боятся и которого никто не видел. И наконец, я хочу знать, кто ты, ирландец, на самом деле и чем ты оплачиваешь весь этот чай.
На лице Чарльза Стоу не было и тени улыбки. Он судорожно сжимал стакан с виски. Сидел он весь напрягшись, и голос его был поразительно холоден. Пирли посмотрел ему в глаза и сказал:
— Насколько я понимаю, тебе очень хочется узнать, каков вкус у неприятностей.
В тот вечер в темном кафе Пирли, куря сигару за сигарой и время от времени прикладываясь к стакану с виски, рассказал Чарльзу Стоу про свою жизнь.
Он никогда не встречался с Лю Чэном и работал только с Ваном. Лоан он почти не знал, как не знал и про ее татуировку. Еще он сказал, что не знаком ни с кем из тех, кто работает на Лю Чэна. И что ему неизвестно, какие темные дела обделывают Ван и Лю Чэн, и что в них он ни в коем случае никогда не стал бы принимать никакого участия. А еще заявил, что предпочел бы умереть на месте, нежели утратить дружбу Чарльза Стоу.
А потом он вдруг заявил, что у всех ирландцев доброе сердце, но все они отъявленные вруны, и, только крепко перебрав спиртного, они способны прекратить вранье и выложить все, что у них на совести.
Чарльз Стоу заказал вторую бутылку виски. До полуночи было еще далеко, так что время не поджимало. А терпения ему было не занимать, и он готов был, если понадобится, просидеть хоть до рассвета, но узнать правду. Он не давал стакану ирландца опустеть и видел, что алкоголь начинает действовать на компаньона.
Когда вторая бутылка опустела и Пирли по всем признакам был изрядно пьян, Чарльз Стоу наклонился к нему и прошептал:
— Ну теперь-то ты мне скажешь правду.
Пирли признался ему, что познакомился с Лоан три года назад и ей обязан встречей с Ваном, без связи с которым его торговая фирма никогда не стала бы такой процветающей. Признался, что весь этот великолепный чай наилучших сортов проходит через мануфактуру Вана, но он, Пирли, приобретает его непосредственно у Лю Чэна в обмен на опиум. Он также сообщил, что при посредничестве Гаррисона поставляет Лю Чэну столько опиума, сколько тот просит, и что британские власти принимают участие в этой незаконной торговле.
— Но зачем окутывать такой тайной этот обмен чая на опиум? — недоумевал Чарльз Стоу.
— Китайское правительство запретило покупку и продажу опиума. Всякий торгующий опиумом подлежит смертной казни.
— Так вот почему я понадобился тебе. Чтобы рисковать вместо тебя, да?
Я неплохо плачу тебе за тот чай, который ты мне доставляешь. А все, что связано с опиумом, тебя не касается. Не ты отвозишь партии опиума Лю Чэну. Так что ты не подвергаешься никакому риску. На что, ответь, тебе жаловаться?
Пирли намеревался напомнить о договоре на крови, который их связывает, но никакой надобности в этом не было. Чарльз Стоу прекрасно понимал, что после всего, что он сейчас узнал, у него не осталось никакой возможности выйти из дела.
— Когда ты должен доставить очередную партию Лю Чэну?
— Каждый месяц отправляется джонка к верховьям Зеленой реки. А зачем тебе? Хочешь принять участие в этом вояже?
— А почему бы и нет?
Пирли расхохотался.
— Сопровождать запрещенный товар по реке, полной опасностей, и рисковать жизнью только ради того, чтобы встретиться с человеком, который убьет тебя, как только ты явишься к нему? Ты неисправим.
— Я первым убью его.
— Даже китайским властям не удалось схватить его. Ты знаешь, сколько людей вернулось оттуда с головой, отделенной от туловища? Ты тоже хочешь лишиться головы?
— Я уже ее потерял. Я хочу эту женщину.
Англичанин встал со стула и собирался уже выйти из кафе. Но в последний момент что-то его удержало. Судорожно впившись пальцами в спинку стула и пристально глядя в глаза ирландцу, словно пытаясь заглянуть ему в самую глубь души, он бросил:
— Последний вопрос. Как ее имя?
— Чье?
— Лоан. Ван мне сказал, что у нее есть и другое имя.
Пирли нахмурился.
— Я забыл его.
Чарльз Стоу решил, что настаивать нет смысла.
— Если память к тебе вернется, дай мне знать.
Стоу кивнул Пирли и вышел из кафе. Когда он уже переступал порог, у него за спиной раздался голос ирландца, изрядно охрипший после чрезмерного потребления спиртного и нескольких выкуренных сигар, однако интонация его позволяла поверить, что сказанное — правда.
— Мне помнится, ее называли Опиум.
II
