— Не говори ей этого, — зашептала Мелюзина, — ты ведь ничего не знаешь, а если это и так, она сама об этом догадается.
— Я уверена, что это так, — гнула свое Мария, — она не стала бы плакать, если бы не любила.
— Еще как стала бы! — возразила Мелюзина. — Думаешь, хоть кому-то расставание дается легко? Думаешь, она не ставит под сомнение все свое будущее? Часто я говорю себе: все способствует тому, чтобы заплакать, если осмелишься: и счастье, и несчастье, и гармония, и разрыв, и любовь, и ненависть. Слезы — наш удел; если трудно примириться с окончанием того или иного в жизни, мы плачем. Я всю жизнь с этим прожила.
— Ну, ты-то плачешь по поводу и без повода! — отозвалась Мария и пожалела, что сказала так: Мелюзина была пьяна.
Луиза обвила рукой плечи Бланш, Ева и Сара отправились за кофейником и чашками, Мелюзина и Мария наводили порядок на столе. Официант давно ушел.
— Я чувствую себя такой смешной, — сквозь слезы вырвалось у Бланш.
— Это не так, — возразила Луиза.
— Знала бы ты, отчего я плачу.
— Отчего?
— Оттого, что он любит другую! Как будто не знала, что когда-нибудь это случится. Как будто это можно запретить.
— Откуда тебе это известно?
— Он сам сказал.
«И этому не хватило деликатности», — подумала Луиза. А она-то всегда считала Жиля человеком тонким.
— Он околдован.
— Околдован, околдован, что это такое? — заворчала Луиза. Но и она была смущена, что такое возможно.
— Он влюблен.
— Ну и что? Тем лучше! Ты же хотела, чтобы он оставил тебя в покое. И ты тоже влюбишься.
Бланш с сомнением ухмыльнулась:
— Он увидел ее в детском саду и тут же влюбился. Каждое утро стал водить Сару в сад.
— Утешается мужик, оттого что потерял тебя.
— Нет, это не то, она у него в печенках. 'Это что-то физическое или там химическое. Даже если бы мы были вместе, он полюбил бы ее. — С этими словами она закрыла лицо руками и заплакала еще горше.
Этого ты знать не можешь, — отрезала Луиза. — А чем она занимается? А она его любит? — Луиза с большой осторожностью задавала вопросы. — Что он тебе сказал?
Бланш отрицательно помотала головой:
— У него несчастный вид: она замужем. «Ну история!» — подумала про себя Луиза.
— Ее зовут Полина.
«Странно», — мелькнуло у Луизы, но она ничего не сказала.
Слезы иссякли. Бланш пила кофе. Все ее думы были только о муже. Никогда еще с такой силой не ощущала она его в себе. Странно. Она все лучше понимала те пары, которые расходились, а потом вновь сходились. По правде сказать, эта мысль прокладывала себе дорогу в голове Бланш Андре. Она испытывала настоятельную потребность собраться с мыслями. Жиль по своей природе любовник. Он такой живой, неординарный. Под его взглядом любая куколка превращается в бабочку, что и произошло с нею самой. Он никогда не выходит из себя, все обращает в шутку. Она думала о нем, как влюбленная женщина. Она пожелала разрушить их союз, потому что было нечто невыносимое в мысли быть навсегда прикованной к одному-единственному мужчине. И кроме того, она устала ревновать, приходить в ярость от того, что он вел жизнь, какую хотел, тогда как ей приходилось заниматься всем, в том числе тем, что отказывался делать он. Но все это было таким ничтожным в сопоставлении с любовью. Ее упреки! Какими глупыми и мелкими казались они ей теперь. «Я все испортила».
Тем временем Сара говорила Еве:
— Ей нужен любовник.
— Вот увидите, она вернется к Жилю, — настаивала Мария.
— Перестаньте вмешиваться в то, что вас не касается! — заявила Мелюзина. Выпрямившись, вся дрожа, выбивая чашкой дробь по блюдцу, с покрасневшей от натуги шеей, она закричала: — Муж и жена одна сатана! И нечего к ним лезть, все равно ничего не поймешь, кто, чего, с кем, почему и как… Лучше не вмешиваться.
Бланш улыбнулась словам Мелюзины и подумала: «Даже мы сами не знаем подчас, что с нами творится и в какой миг начинаешь терять себя. Что сейчас заботит Жиля? Как он может не слышать в себе отголосков моей боли? Как может улыбаться и стараться понравиться другой женщине?» Она ощутила, как грудь сдавило от невыразимого горя. Но снова расплакаться было невозможно, подругам надоест ее успокаивать, придется уходить. Бланш выпрямилась, взяла бокал с вином и начала говорить — о том, о сем, о работе, о выставке, которую посетила. Ее выпрямило, помогло ей улыбнуться нечто невероятное, пока еще глубоко запрятанное, только пробивавшее себе дорогу среди других мыслей и переживаний: она снова завоюет Жиля! Странным показалось ей это возрождение любви: через ревность к другой. Неужто так необходимо, чтобы нам со стороны указали на предмет, достойный нашего внимания? Неужто одной женщине непременно требуется мнение другой о мужчине, чтобы выбрать его? «Мы так одиноки, — подумала она, — так одиноки, думая, выбирая, ошибаясь, находя правильные решения». Разве не естественно хотеть иногда быть уверенной в чем-либо? Может, и впрямь ей требовалось чужими глазами взглянуть на мужа, чтобы заново увидеть его? «Я так слаба, подвержена влияниям, сама не знаю, чего хочу, никогда не была уверена в своих желаниях, но теперь… А как обрадуется Сара!» От этих мыслей улыбка вновь засияла на ее лице.
— Я рада, что тебе полегчало, — сказала Луиза.
— Да, я получила знатный удар по башке.
А внутри у нее закрутилось, завертелось с новой силой: «Нужно сегодня же позвонить Жилю. Что он? Где? Куда повел эту женщину? Вернется ли домой?» И тут она с облегчением вспомнила, что он будет вынужден вернуться, поскольку его пассия замужем. «Когда же он будет дома?» Другая женщина перестала ее интересовать. Она спешила вернуться домой и позвонить ему.
2
А он улыбался и нравился другой женщине, женщине в желтом платье. Она выглядела удрученной, ведь не в ее силах было дать ему то, что он хочет: физической близости. Им же внезапно овладела прямо- таки необузданная страсть. Время от времени он останавливался и начинал шептать ей какие-то слова, казавшиеся ему необыкновенно важными, почему и требовалось остановиться. Часто это был вопрос. Он придвигался к ней, голос его становился елейным, глаза все более умоляющими. Нечто непреложно мужское вырастало перед ней в эти минуты. Он обхаживал ее. Со стороны это, может, и было неприметно, но Полина чувствовала эту силу, толкавшую его к ней. Он надвигался на нее, и как бы она ни отступала назад, словно по волшебству опять был близко. У нее возникло ощущение, что она убегает. А им владело жгучее желание дотронуться до нее. Его руки были способны схватить ее, принудить к поцелуям. Он сдерживался. Но сила, идущая изнутри, была так непомерна, что рукам его случалось самим, без его
