— Самая прелестная женщина, которую я когда-либо видел.
Льстивые слова полились сплошным потоком, пока Джованни оттеснял с пути Брюса. Он взял руку Марго и прижался губами к кончикам ее пальцев.
— Скажите мне, как ваше имя, прекрасная дама?
Она спокойно отвечала по-итальянски.
При звуках родной речи глаза Джованни вспыхнули.
— О, вы говорите по-итальянски? — Не скрывая своего удовольствия, он повторил вопрос на итальянском.
— Немного.
Джованни немедленно разразился бурной речью, смысл которой был непонятен Брюсу. «Очевидно, я не настолько хорошо выучил язык», — сердито признал он.
Но Марго явно владела ситуацией. Нельзя сказать, что восхваления, не перестававшие сыпаться в ее адрес, хоть сколько-нибудь ее смутили. Она ответила на несколько первых вопросов Джованни, сказала пару общих фраз, а потом вежливо заметила, что никто, за исключением Брюса, не понимает, о чем они говорят.
— О, ну конечно! Где мои манеры? — извинился итальянец, хотя его извинения были обращены скорее к ней, чем к прочим присутствующим. — Все дело в том, что мне не часто приходится встречать ангелов, говорящих на моем родном языке. — Черные глаза гостя возбужденно мерцали. — Но вы ведь будете работать в том отделении фирмы, открытие которого мы в данный момент обсуждаем?
Выдержав паузу, Джованни обратился к Вестону за подтверждением.
— Я предложил вакансию. — Если это могло послужить для укрепления связей между двумя фирмами, Вестон был готов приложить все усилия.
Джованни просиял, всем своим видом показывая, что все уже решено.
— Вы, конечно, согласитесь?! — уверенно сказал он.
Марго терпеть не могла, когда ее загоняли в угол, даже если перед ней открывались выгодные возможности. Она вспомнила о договоре, лежавшем в сумочке дома. Возможны варианты.
— Я подумаю, — кивнула она.
Это не звучало окончательным согласием. Джованни, привыкший добиваться своего и в сфере дел, и в личной жизни, придвинулся ближе.
— Могу ли я сделать что-нибудь, что повлияет на ваше положительное решение? Только намекните.
— Благодарю. — Она подарила его кокетливой улыбкой. — Вы очень добры.
— Да, добр, точно, — согласился он и ударил себя кулаком в грудь. — Моя неотъемлемая черта.
За их спинами заиграл оркестр. Джованни немедленно поспешил воспользоваться подвернувшейся возможностью и подхватил ее руку.
— Разрешите вас пригласить?
Марго удивилась, что до того, как согласиться, непроизвольно взглянула на Брюса, который неохотно кивнул. С неожиданно замершим сердцем она подумала, что никогда раньше такого не случалось. До этого она никогда не оглядывалась, одобряют ее или нет. Ей не требовалось разрешения, чтобы как-то поступить.
Нельзя отрицать — ей стало небезразлично, что он о ней думает. И это внушало беспокойство.
Джованни подхватил ее в свои объятия. Как будто для того, чтобы отмести всякие тревожные мысли, она широко улыбнулась ему. Пусть музыка поможет побыть все.
— Прекрасная мысль — привести ее сюда, — поздравил между тем Вестон Брюса, — видал, как он на нее смотрит?
— Да, — ровно отвечал Брюс. — Видел.
Черт, что с ним происходит? Ревность не в его натуре. Так же как и стремление безраздельно кем-то владеть. Тем не менее сейчас он чувствовал и то, и другое. Надо попытаться обуздать себя. Марго не их тех, кто мирится с такими недостатками.
— Дела пошли, — радовался между тем Вестон. — Похоже, она его крепко зацепила. Этот итальянец болтается, как рыба на крючке, готовый скорее умереть, чем с него сорваться. — Он захихикал, довольный придуманным сравнением.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Брюс терпел столько, сколько мог. Все это время он успокаивал себя, словно разговаривал с другом. Что за детские переживания, в самом деле! И он, и Марго, и Джованни вполне взрослые люди и поступать могут соответственно.
А дело в том, что он отчаянно не хочет, чтобы Марго находилась в объятиях этого Джованни, будь то для танцев или для чего другого. Брюс хотел заключить ее в свои объятия. И только в свои!
У Джованни Марчелло — обаяние жгучего брюнета, медоточивый голос, кроме того, Брюс неоднократно слышал в конторе, что и денег у него невпроворот. Сочетание блестящее. Сочетание, предполагающее свободный доступ ко всем мыслимым земным благам и развлечениям.
Брюс опасался, что для Джованни Марго проходит как раз по этой статье, статье развлечений. И что хуже всего, ее может это устраивать.
Рисковать не стоит.
Оставив Вестона, Брюс пересек зал и рывком остановил увлекшегося иностранца.
Неожиданно грубо вырванный из нирваны, в которую он позволил себе погрузиться, прижавшись к прелестной даме, тот недоуменно оглянулся.
— О, но мы даже не закончили этот танец, — запротестовал он, видя, что Брюс пытается заменить его. Джованни не собирался выпускать Марго из своих объятий.
— Весь смысл заключается в смене партнеров, — сказал Брюс.
— Разве существуют такие правила? — Не прерывая танец, Джованни обратился к Марго за разъяснениями.
Но ответил ему Брюс.
— Никаких особенных правил не установлено, пара может танцевать, пока танцуется. Кроме правила, что место надо уступить хозяину. — Он выжидательно поглядел на Джованни.
Мотая головой, не в силах разобраться в изложенных скороговоркой объяснениях, тот наконец сдался.
— Этот ваш язык, я что-то не совсем понимаю. — Джованни улыбнулся. Брюс ответил ему улыбкой, похожей на оскал. Джованни увидел то, что ему требовалось увидеть. — Но чувства, они одинаковы у всех. Я склоняюсь перед ними, мистер Рид. — Кивнув головой, Джованни ретировался.
Марго легко скользнула в объятия Брюса, и удовлетворенно вздохнув, положила голову ему на грудь. Ей только показалось или действительно его сердце бьется сильнее, чем обычно? Из-за нее?
Ее пронизала дрожь.
— Хорошо, все идет превосходно, — пробормотала она.
Брюс нежно прижал ее к себе. Он мог поклясться, что, зарывшись лицом в его грудь, она улыбается. По крайней мере одному из них весело.
Марго подняла голову. И увидала то же, что и Джованни за минуту до этого. Брюс ревновал. Действительно ревновал. Ее самолюбие было польщено.
— Разве цель приема не в этом? — тихо спросила она. — Заставить Джованни расслабиться, потерять бдительность, чтобы подсунуть бумагу, на которой должна стоять его подпись?
— Да, но... — Брюс остановился, часть его гнева стала улетучиваться по мере того, как он начинал
