ситуации в целом. И вскоре нам суждено было убедиться, как глубоко мы ошибались, переоценивая свои возможности.
Однако сначала все проходило по прежнему образцу. Мы разместились в оставленных жителями домах около нашей линии обороны. К своей огромной радости, мы обнаружили, что кладовые домов полны еды. У нас наконец-то появилась возможность на время перейти на рацион, отличный оттого, который готовился для нас на полевых кухнях.
Мы с командиром взвода решили ознакомиться с ближайшими окрестностями. На одном из полей мы обнаружили разбившийся русский биплан. Мы называли такие самолеты «швейными машинками», они изрядно донимали нас все годы войны. Но теперь наш поверженный «крылатый враг» распростерся на земле, и мы могли осмотреть его. Летчик был мертв и лежал в снегу в нескольких метрах от самолета. Трудно сказать, выпал ли он из кабины или сам отполз от разбившейся машины. Мы похоронили его на следующий день точно так же, как хоронили немецких солдат, установив на могиле деревянный крест. Порою нам не удавалось даже своих товарищей похоронить подобным образом. Но на этот раз у нас было время, чтобы выкопать могилу и соорудить крест. Мы сделали это, надеясь, что, если кого-то из нас постигнет подобная судьба, солдаты противника похоронят нас точно так же.
Из района Пейскервица все еще доносились звуки боев. А в нашем секторе было на удивление тихо. На другом берегу реки все также казалось спокойным. Лишь по ночам в небо взмывали осветительные ракеты. Снова и снова мы слышали где-то вдали рев моторов, но русские не шли в атаку. Война, казалось, забыла о нас. Но чем дольше так продолжалось, тем тревожнее нам становилось. Мы спрашивали себя, неужели назревает что-то, о чем мы не имеем ни малейшего представления? Не ждет ли нас страшный сюрприз?
С этим нужно было разобраться, и с командного пункта роты поступил приказ выслать разведывательный отряд, который бы из правой части нашего сектора перебрался на другую сторону реки. Следовало выяснить численность войск противника, вооружение, расположение позиций и, по возможности, захватить «языка». Выполнить эту миссию вызвались я и Лео Хабр. Нам обоим было интересно, что же происходит на самом деле. А кроме того, ночная вылазка с переправой на лодке через реку представляла собой приятную для нас альтернативу рутинным дежурствам в окопах.
В нескольких километрах от нас находился батальон Фольксштурма, размещавшийся в долине Одера. Они должны были дать нам лодку, и именно оттуда мы должны были отплыть на противоположный берег. Командир батальона оказался мужчиной в возрасте. Мы доложили ему о поставленной перед нами задаче, и этот майор вовсе не пришел в восторг от услышанного.
— Не следует беспокоить врага без цели, — сказал он критически.
Однако нам была нужна его помощь, и мы стали убеждать майора, что информация, которую мы получим, пригодится и в его секторе. В конце концов ему, ничего не оставалось делать, кроме как согласиться предоставить нам свою поддержку. А поскольку еще не успело достаточно стемнеть, мы даже немного выпили с ним на командном пункте.
Через некоторое время мы отправились на задание, по понятным причинам оставив на КП наши расчетные книжки, солдатские медальоны и личные вещи. Среди седоволосых фольксштурмистов, которые подтащили гребную лодку к берегу, оказался молодой парень из Гитлерюгенда. Ему было на вид не больше пятнадцати лет, и он хотел отправиться с нами. Доски, из которых была сделана лодка, выглядели старыми и начавшими гнить. Тем не менее она производила впечатление еще достаточно прочной, чтобы мы втроем смогли переправиться на ней на другой берег, а потом вернуться обратно.
Покидая фольксштурмистов, мы были настроены скептически. Не менее скептически были настроены и они сами, когда желали нам счастливого возвращения. Попрощавшись с нами, фольксштурмисты поспешили вернуться на командный пункт, опасаясь, что кого-то из них также решат отправить в разведку на противоположный берег.
У берегов реки еще сохранялся тонкий слой льда, но ее течение, к нашему облегчению, оставалось довольно вялым, и нам не пришлось усиленно работать веслами. Под покровом ночи мы старались плыть так тихо, насколько это было возможно, и вскоре достигли восточного берега Одера. Вооруженные ручными гранатами и пистолетами, мы медленно и осторожно пробирались через кусты и плотные заросли деревьев, подавая знаки друг другу во время движения. Осветительные ракеты снова и снова озаряли небо. В эти моменты мы замирали, словно статуи, пока вновь не воцарялся полумрак. Продвинувшись вперед на значительное расстояние, мы так и не заметили признаков присутствия врага. При этом на душе у нас было неспокойно. Мы не знали точно, насколько далеко отошли от берега, а темнота леса вокруг нас, казалось, все сильнее затягивала нас в свои сети и таила в себе угрозу.
— Мы не можем идти до самой Варшавы, чтобы увидеть иванов, — шепнул Хабр, нарушая наше общее молчание.
Наша миссия выглядела законченной. Но почти в тот же миг мы увидели отблеск от костра и услышали голоса. Мы легли на землю и поползли вперед, чтобы приблизиться к костру и рассмотреть происходящее там. Мы увидели небольшой отряд русских солдат, которые вели себя очень беззаботно, громко смеялись и выпивали. Однако мы не понимали их речи. Лежа и слушая их, я подумал: «Если бы с нами был Сцибулла…» Его знание русского языка так помогло бы нам в этой ситуации. Но его не было с нами. Тем не менее нам и так было ясно, что в этом секторе было крайне мало русских бойцов, и с этими сведениями мы могли отступить, считая свое задание выполненным. Была ли у нас возможность при этом взять «языка»? Мы решили, что в подобных обстоятельствах этого делать не следует, тем более что красноармейцев все равно было значительно больше, чем нас.
Выполнив свою миссию, мы испытали облегчение, когда Хабр сказал, что нам пора возвращаться к лодке. К ней мы добрались очень быстро, и вскоре нас уже встречали фольксштурмисты. Хабр закурил сигарету еще на середине реки, и по ее огоньку они заранее узнали о нашем приближении. Седовласые бойцы радостно похлопывали нас по плечу, когда узнавали, насколько враг далеко от наших позиций и что на данный момент настрой у русских совершенной не воинственный. Сам майор, командовавший батальоном, узнав о полученной нами информации, стал выглядеть освободившимся от мучивших его ночных кошмаров и пригласил нас пропустить еще по рюмочке на его командном пункте.
Позволю себе рассказать немного о Фольксштурме. Это было ополченческое формирование Третьего рейха, официально учрежденное для активной помощи вермахту по указу Гитлера от 25 сентября 1944 года. Для защиты Родины в ряды Фольксштурма набирались немцы, по той или иной причине негодные к строевой службе, в возрасте от 16 до 60 лет. Энтузиазм молодых людей, приходивших в эти формирования, был громадным. Порою этот энтузиазм даже приходилось обуздывать, чтобы юные фольксштурмисты не жертвовали собою напрасно. Но, так или иначе, ими было совершено немало подвигов. Однако нужно признать, что в целом роль Фольксштурма в боевых действиях немецкой армии была незначительной.
Но вернусь к ситуации на Одере. Согласованной и протяженной линии обороны там попросту не существовало. Многие солдаты были предоставлены самим себе и в суровых зимних условиях не получали адекватного снабжения. Им приходилось сражаться против врага, превосходившего их как в численности, так и в матчасти. Очень часто из северо-западного сектора или даже со стороны тыла на державшие оборону войска неожиданно начинали надвигаться русские танки: поодиночке или целыми группами. Бойцы, атакованные подобным образом, не имели ни малейшего шанса на спасение и уничтожались, подобно зерну, попавшему между жерновами.
На районы, завоеванные русскими в Силезии, точно так же, как и в Восточной Пруссии, обрушивалась их безжалостная ярость. Ее не избежали даже мертвые. Бойцы 19-й немецкой танковой дивизии, войдя в Блюхерсрух (Крибловиц), расположенный на юго-западе Бреслау, обнаружили череп, валявшийся прямо на улице. Вандалы вытащили его из могилы фельдмаршала Гебхарда Леберехта фон Блюхера, прославившего свое имя тем, что в сражении при Ватерлоо армия под его командованием нанесла удар во фланг французских войск, и это во многом решило исход сражения. Однако покоиться с миром не позволили даже этому воину-освободителю, которого современники называли «фельдмаршал Форверц», поскольку в бою он постоянно повторял приказ «Vorwarts!» (Вперед!).
Бои на Одере сопровождались постоянными перемещениями войск. В связи с угрозой прорыва русскими танками нашей линии фронта, 11-я рота была перемещена к Фробельвицу, где по-прежнему господствовала суровая зимняя погода. Дорога Лейтен — Фробельвиц вела на север и была удивительно прямой для сельской дороги. Нам пришлось стоять в карауле вдоль этой дороги во время сильной
