Вечерние огни

ответил 4 февраля: 'Твои стихи — и поэтичны и правдивы. Первый куплет — чудо!.. Второй несколько неясен… Слово этот я отношу к слову 'румянец' — этот румянец — то же, что цветов обмирающих зов, — но шёпот и клич — как отнести к тому же румянцу? а повторение слова этот невольно относишь к слову 'румянец'… Так и хочется кончить восклицанием… 'Все говорит мне: я твой, ты — мой!..' (ПД). 1 февраля 1890 г. Фет писал Полонскому: 'На первых порах, прочитавши вчера последнее письмо твое, я было испугался, подумав, что ты спятил с ума <…> каким образом тебе померещилось тождество женского румянца с вечерним обмиранием, цветов, ручьем и соловьем? В грамматическом отношении ничего не может быть яснее фразы: гораздо понятнее всякого запрета для меня твой внезапный румянец, благоухание вечерних цветов, ночь, ручей и соловей. Что же за притча? — подумал я, — такое затмение нашло на него недаром, и в стихотворении наверное есть вывих, которого я сам не заметил. И вдруг словно меня кто за икру укусил. Вывих в том, что во втором куплете говорится о серебристом покрове ночи, являющемся окружающим румянец первого куплета, и вот тут-то вся беда и вся несообразность. Ночью даже при лунном свете никакого румянца не видать. Поэтому надо <…> оставя нетронутым первый куплет, показать во втором, что речь идет о вечере в конце мая, когда все сказанное совместимо. И поэтому благодаря твоей поэтической чуткости, второй куплет явится в следующем виде…' (ПД). Далее идет строфа в том виде, в каком она была опубликована в ВО1.

222

XV. Угасшим звездам (Стр. 331)

Впервые — ВО1, стр. 23. Б. Садовской приводит вариант, по не дошедшей до нас тетради.

223

XVI. На бракосочетание их императорских высочеств в. к. Павла Александровича и в. к. Александры Георгиевны (Стр. 332)

Впервые — ВО4, стр. 24-25. Авторизованный текст в письме Фета к К. Р. от 10 мая 1889 г. с заглавием: 'На бракосочетание его имп. высочества вел. кн. Павла Александровича с ее королевским высочеством Александрой Георгиевной 4 июня 1889 года' и в письме к Полонскому от 2 июля 1889 г. (ПД), в котором Фет писал: 'В ответ на внимание Августейших Особ мне сильно хотелось написать поздравление его высочества Павла Александровича с бракосочетанием <…> Высоконовобрачный в день бракосочетания благодарил самой любезной телеграммой. Как ни трудны для меня стихотворения на известный случай, — это все-таки остается единственной монетой, которою наш брат платит за внимание' (ПД). 7 июля Полонский одобрительно отозвался о стихах и 14 июля 1889 г. Фет писал ему: 'Стихотворение на случай есть задача возрастить цветы на камне. По-моему, за исключением одного Пушкина, только древние умели браться за подобные стихотворения, и мне кажется, не возись я с Горацием и особенно с Марциалом, мне никогда бы не сладить с эпиталамой Павлу Александровичу' (ПД). Об этом же стихотворении см. переписку Фета с К. Р. (ПД) в сентябре — октябре 1890 г., когда поэт готовил к изданию IV выпуск ВО. В ответ на письмо К. Р. от 11 октября, в котором он замечал, что 'рифмы 'Павел' и 'правил' меня несколько поразили; это собственное имя в стихах, да еще на конце строки действует неприятно', Фет написал 14 октября 1890 г. пространное объяснение: '…И у древних поэтов, не знавших рифм, поставление данного слова на цезуре было наисильнейшим средством ударить на него. Этот естественный прием сохранился и в наших рифмованных стихах, усиливаясь еще перестановкою слова под рифму. То и другое сообщает всепобедную власть стихам Тютчева: 'Ах, и не в эту землю я сложил // Все, чем я жил, и чем я дорожил'. Постановка собственного имени воспеваемого героя под рифму имеет за собою множество классических у нас прецедентов, начиная с ломоносовского: 'Неси на небо глас и ветр, // Бессмертен ты, великий Петр'. Как ни неловки эти стиха для современного уха, тем не менее Ломоносов очень хорошо знал, чего он добивается. Что касается до неточности рифм 'заставил' и 'Павел', то такие неточности весьма часто встречаются и у Лермонтова, и у Пушкина; последний даже употребляет ее в альбомном стихотворении: 'Душа моя, Павел, // Держись моих правил'…' (ПД).

Павел Александрович — брат Александра III.

Александра Георгиевна — дочь Ольги Константиновны (сестры в. к. Константина Константиновича) и греческого короля Георга I.

224

XVII. Его императорскому высочеству в. к. Константину Константиновичу (Стр. 333)

Впервые — ВО4, стр. 26. Авторизованный текст стихотворения был послан К. Р. в письме от 8 мая 1890 г. (ПД), со следующей припиской: 'Сегодня утром я невольно выразил стихами мысль, не раз мною высказанную вашему высочеству'. Написано в ответ на стихотворение К. Р.: 'Опять томит очарованьем', написанное им 4 мая 1890 г. и посланное Фету из Гатчины (см. 'Стихотворения К. Р.', СПб., т. I, 1913, стр. 161).

225

XVIII. К ней (Стр. 334)

Впервые — ВО4, стр. 27. Авторизованный текст в письме к К. Р. от 26 апреля 1890 г. (ПД). Посвящено жене К. Р. — в. к. Елизавете Маврикиевне.

226

XIX. Во сне (Стр. 335)

Впервые — ВО4, стр. 28. Авторизованный текст, без заглавия — в письме К. Р. от 27 апреля 1890 г. (ПД).

227

XX. На смерть M. Б-а (Стр. 336)

Впервые — ВО4, стр. 29-30.

Вместе со стихотворением 'Жду я, тревогой объят' было послано в не дошедшем до нас письме Страхову, сразу же после написания. 21 декабря 1886 г. Страхов отвечал '…'Тебя любили' — этим я недоволен. Кругом и сон — какая это рифма? Да и затем — Фета тут нет, кроме, пожалуй, первых двух стихов и всей второй строфы. А остальное — как у ординарных стихотворцев, по выражению Державина. Во второй строфе вместо уже не поставить ли когда?' (ПД). Возможно под впечатлением этого отрицательного отзыва Страхова поэт не включил стихотворение в III выпуск ВО, однако через четыре года ввел его в IV выпуск без всяких изменений.

Посвящено Мите Боткину (1877-1886), сыну Дмитрия Петровича Боткина, племяннику жены Фета.

228

XXI. Памяти С. С. Б-ой (Стр. 337)

Впервые — ВО4, стр. 31.

Посвящено Боткиной Софье Сергеевне (1840-1889) — жене Дмитрия Петровича Боткина, матери Мити Боткина.

229