выстрелов – шесть попаданий!
Он налил еще.
– Слушай, – сказал Гойко, – а зачем сдалась тебе эта Зося? Ей цена рубль двадцать, а проблем потом на пятерку. Хочешь Хенеси попробовать? Мулатка, волосы как морские водоросли: попадешь – не выберешься! Глазищи – черный коралл! Кожа – бархат!
– Я Норму Джин хочу, – признался я.
– Зеро, – произнес Гойко.
– В смысле?
– Сладкая девочка, – протянул он с улыбкой. – Ее Кеннеди с Синатрой в рулетку разыграли, а выпало зеро. Все банк забрал, – показал он пальцем в небо. – Зачем тебе она? Бери Хенеси, не пожалеешь!
пропел он.
– Здорово, – сказал я. – Познакомишь?
– Запросто, – достал он из сумки бутылку Hennessey. – Когда попробуешь, забудешь свою Зосю. Совсем это другая жизнь, бледнолицый мой брат! Так будет, я вижу. Все переменится, и увидишь ты свет мира. Потому что сказано – «не может укрыться город, стоящий наверху горы».
Гойко не подвел. Я действительно спал с Хенеси. В ту ночь бушевал ураган. Он срывал с крыш куски шифера и железа, носил их по улицам тропического города, гнул к земле пальмы, выбивал стекла в окнах и затопил набережную. Так продолжалось всю ночь. Но нам с Хенеси не было страшно. Потому что у нас была постель, лампа с подсевшим аккумулятором, немного рома, гуайява и любовь. И слышалось мне в ту ночь, как где-то рядом, может быть даже на соседнем балконе, поет ангел. Хотелось мне посмотреть на ангела, поющего в ураган, но Гойко верно сказал: попадешь в морские водоросли – не выберешься. Пропал я в ту ночь в волосах Хенеси.
Все это случилось не сразу. Прошло много лет с того зябкого осеннего утра, когда мы пили с Гойко «Золотую осень» на Великих озерах. Все изменилось. Гойко Митич больше не индеец. Леха спился и умер. Зосенька вышла за князя Лихтенштейнского и стала аристократкой. Нет поэта Бродского. Нет «Золотой осени». Нет той страны. Выросло плодово-выгодное поколение.
И я вырос.
Но все это было.
Все, кроме пепси и собаки с пятью лапами.
ГЛАВА 7
ОДИНОКИЙ ПАСТУХ
Играл я как-то раз с соседями на даче в преферанс. В том самом поселке на 73-м километре, в котором выросло плодово-выгодное поколение. Играл и невзначай выиграл. Не коньяк выиграл, а должность на радиостанции.
Соседи – люди хорошие: один – торгаш, другой – начальник железнодорожного узла. Торгаш – Евгений Евгеньевич, а железнодорожник – Лев. А фамилия у него – Зайцев. Такие вот бывают в жизни интересные словосочетания.
Строго говоря, я не настолько силен в преферансе, как они подумали. Просто надо быть полным кретином, чтобы за двадцать лет не выучиться играть. Учить меня начали в Азербайджане, на станции Насосная.
– Хочешь, сынок, познакомиться с Родиной? – предложил отец, собираясь в командировку.
– С чего начинается Родина? – спросил я. Начиналась она с военно-воздушной базы на Каспийском море.
Я загорал, купался, трепался от нечего делать с азе-рами и балдел под перекличку реактивных самолетов, на которых летал отец. Вечером в общаге пили аквариум и резались в преферанс. Аквариумом называли настоянный на тархуне спирт. Спирта у техников было в достатке, а тархун в Азербайджане растет как у нас подорожник. Выпить не предлагали, но когда садились играть, всегда брали в компанию. Скоро я различал масти по старшинству, знал игры, научился считать взятки и не брать их на распасах.
И настал день моего крещения. Случилось это в небе. Ангела, который за мной прилетел, звали АН-8. Он был бесконечно добр и разрешил мне пройтись кроссовками по удивительным полям, на которых паслись белые-белые облака. И штурман Саня казался мне пастухом, который царствовал в этих облаках, и каждый мой шаг по стеклянному полу его кабины был шагом бога. А Саня смотрел на фотографию красивой шатенки, прилепленную скотчем к щитку приборов, и напевал хрипловатым голосом: «Ах эти черные глаза…»
– Жена? – спросил я.
Саня взглянул на меня и ответил:
– Жена моя ушла к командиру эскадрильи полковнику Приходько. Слышал такую фамилию?
– Нет.
– И не услышишь, сынок, – поправил Саня фотографию шатенки. – Потому что был он нормальный мужик, и фамилия у него тоже нормальная была, а теперь кирдык ему. Спекся.
– А почему фамилия была? Вроде женщины всегда по мужу фамилию брали?
– Потому что кончается на «а». Был Приходько – стал Приходька, рубишь, сынок? Кто моей женушке под