— Полагаю.
— Наша благородная, исполненная самопожертвования героиня, — улыбнулся Колин, и хотя в голосе не звучало обычного сарказма, она мгновенно насторожилась, и он проклял ту часть своей души, которая так опасалась малейшего признака сентиментальности, что любое проявление чувств было окрашено цинизмом даже против его воли. Пришлось все-таки задать ненавистный вопрос: — Когда собираешься уезжать?
— Как только распоряжусь насчет картины.
— Это много времени не займет.
— Не больше недели.
Он легко коснулся ее волос.
— Знаешь, я тебя люблю.
Ее губы дрогнули. На ресницах повисла слеза.
— Переживешь. Поверь человеку опытному: любовь не та эмоция, которая длится вечно.
— Значит, любовь к Эммету — дело прошлое?
— Наверное, иначе я не влюбилась бы в тебя так быстро.
Столь открытое выражение чувств должно было радовать его, но лишь усилило боль.
— Неужели ты так мало веришь в себя?
— Дело не в вере. Просто я реально смотрю на вещи.
— Будь это правдой, ты не уехала бы. Все, что тебе необходимо, здесь, в Паррише.
— Ошибаешься.
— Как насчет детского книжного магазина, о котором ты говорила? Теперь эта мечта может стать явью. Тут твой дом, Шугар Бет, твоя родина.
— Нет, это теперь твой город.
— Значит, для нас двоих места слишком мало, так?
— Сам знаешь, ничего не получится.
— Тебе необходимо остаться. У тебя родные. — Он прерывисто вздохнул. — И я тоже.
Глаза Шугар Бет тоскливо блеснули.
— Поэтому я и должна убраться отсюда. Не могу видеть… прости.
— Я нашел картину на прошлой неделе.
Она резко обернулась.
— В тот день, когда мы обыскивали студию. До того я бывал там раз десять, но… в тот день мне было паршиво донельзя: знал, что теряю тебя, вот и срывал злость… Я повернул голову, чтобы в очередной раз на тебя рявкнуть, и тут… что-то в буйстве красок, безумии переливов… меня будто за горло схватило.
Шугар Бет кивнула, словно прониклась его горечью, хотя он сам до сих пор не совсем умел осознать шквал эмоций, подхвативший его в ту минуту.
— И когда ты собирался мне сказать? — поинтересовалась она без всякого упрека. Наоборот, во взгляде светилось нечто вроде понимания.
Наверное, он ощутил ее готовность отстраниться, потому что поспешно сказал:
— Я прошу тебя стать моей женой.
Ее глаза широко распахнулись.
Вырвавшиеся словно против воли слова должны были потрясти его: он в жизни не предполагал, что скажет снова, но на сердце почему-то стало спокойно. Похоже, он сказал именно то, что давно копилось внутри. И теперь смело шагнул вперед и сжал это ослепительное лицо.
— Жаль, что у меня сейчас нет магнолий или хотя бы гардений. Необходим шикарный романтический жест. Я вполне на него способен, как тебе известно.
Она на мгновение прижалась щекой к его ладони.
— Я никогда бы не посмела сотворить с тобой такое.
Ее трусость взбесила Колина. Все это слишком знакомо. Слишком походит на его прошлое.
— Я не стану молить, Шугар Бет. Как-то я уже умолял женщину, и это больше никогда не повторится. Либо в тебе окажется достаточно силы, чтобы любить меня, достаточно силы, чтобы позволить мне отвечать тебе любовью, либо я ошибся и ты слаба. Итак?
— Думаю, то, что ты считаешь недостатком мужества, мне кажется мудростью, — прошептала она, опустив голову.
— Нет ничего мудрого в том, чтобы бежать от любви.
— Есть, когда речь идет обо мне.
И она ушла, оставив его одного во влажной весенней ночи.
Следующие несколько дней Шугар Бет двигалась как во сне. И Колина она ни разу не увидела: только иногда замечала его машину, заворачивавшую к дому. Он даже перестал трудиться над стеной.
Вера в собственный здравый смысл отнюдь не помогала смириться с тем фактом, что она больно ранила любимого человека. А уж что сделала при этом с собой… Да, ее решение было мудрым, что же касается душевных мук… рано или поздно она это переживет. Как всегда.
Обслуживая покупателей, Шугар Бет твердила себе, что Колин ошибался, обвиняя ее в трусости. Люди, которые не учатся на собственных ошибках, не заслуживают счастья. Нельзя и дальше переключаться с одного мужчины на другого, щедро наделяя их своим теплом и отдавая сердце, влюбляясь в любовь, чтобы потом терпеть разочарования. Колин не понимал, что она защищает его!
В среду за картиной прибыли взволнованные представители «Сотбис». Студия казалась без нее совсем пустой, но Шугар Бет ни о чем не жалела. Ей хватало своих взбудораженных эмоций и ни к чему было видеть хаос чужих на испещренном красками холсте.
Неделя тянулась бесконечно. Она убеждала себя, что вынесет публичное унижение, ожидавшее ее, когда в продаже появятся «Отражения». И не такое бывало.
Шугар Бет без труда получила небольшой кредит в банке, чтобы продержаться до продажи картины. Полотно было куда больше размером, чем она представляла в самых смелых мечтах. Даже после того, как она учредит доверительный фонд Дилайлы, денег останется достаточно, чтобы открыть детский книжный магазин. Колин прав. У нее нет никаких способностей к продаже недвижимости. Ничего похожего на то тихое счастье, которое она испытывала, когда знакомила детей с новыми книгами. Приехав в Хьюстон, она немедленно займется поисками подходящего места и забудет, что уже нашла его на заброшенном вокзале в Паррише, штат Миссисипи.
Усилием воли Шугар Бет выбросила из головы мысли о старых кирпичных стенах, уставленных книжными полками, с комнаткой для чтения в виде домика на колесах. Она решительно отказывалась представить маленькое кафе, устроенное на заброшенной погрузочной платформе или заросших сорняками рельсах, уставленное деревьями в горшках и корзинками с цветами. Лучше сосредоточиться на работе.
Джуэл дала объявление о приеме новой продавщицы, но Шугар Бет не нравилась ни одна кандидатура.
— Ты просто обязана найти кого-то, кому небезразличны детские книги.
— Я уже нашла, — отвечала крохотная хозяйка магазина. — Тебя.
И Шугар Бет вдруг разрыдалась, прямо там же, между Сандрой Сиснерос и Мэри Хиггинс Кларк. Джуэл обняла ее, но бывает так, что никакие утешения помочь не в силах.
Уинни объявила, что в понедельник вечером устраивает десерт прощения и примирения, дабы Шугар Бет смогла перед отъездом помириться с «Сивиллами».
— Откровенно говоря, я не уверена, каким образом это самое прощение и примирение будет обставлено, — призналась она. — Они только что привыкли к мысли о твоем возвращении, а теперь ты снова улетучиваешься. Бедняжки воспримут это как личную обиду.
— Ты ведь знаешь, что у меня нет выхода.
— Это ты так считаешь.
И Шугар Бет прочла в глазах сестры, что та тоже чувствует себя преданной.
По ночам она почти не спала. Часами стояла у окна, глядя на Френчменз-Брайд и борясь с почти непреодолимым желанием бежать к нему. Как он мог просить ее выйти за него? Неужели разучился считать? Какой приступ идиотизма пробудил в нем желание добровольно стать ее четвертой жертвой?
В субботу она должна была работать последний день. Поли все знали о ее отъезде, и полгорода
