— М-ммм…
— Хорошо, отдохните минутку… Так. Еще раз вверх… Держите. Теперь плавно вниз… Больно?
У Патриции хватило сил только обессиленно кивнуть головой. Боль в левом бедре была уже невыносимой, но она знала, что ей нужно поднять груз еще два раза, и понимала, что ей все равно придется это сделать. Рон никогда не нагружал ее чрезмерно, он давал ей ровно такую нагрузку, чтобы не травмировать больную ногу, но все же упражнения казались Патриции нескончаемой пыткой.
— Хорошо. Осталось еще два раза.
Его пальцы коснулись рубцов над левым коленом и осторожно ощупали их.
— Здесь болит? — кажется, в тысячный раз спросил его голос, сводящий ее с ума своим спокойствием.
— Да! — выкрикнула она вне себя от боли и раздражения и, сжав зубы, попыталась еще раз нажать на педали. Спина ее выгнулась дугой, и Патриции показалось, что она сейчас сломается пополам, хотя этого не могло произойти — она была накрепко пристегнута ремнями к адской машине по имени «Наутилус». Патриция попыталась расслабиться, готовясь к последнему разу. Ее сотрясала дрожь, пот ручьем тек по спине и по бедрам. Сквозь шум в ушах она опять услышала спокойный голос Рона, и ей показалось, что он не человек, а одна из частей этого пыточного механизма.
— Кого вы хотите из меня сделать? — спросила Патриция, задыхаясь. — Мазохистку?
— Да нет, женщину, умеющую за себя постоять, — ответил все тот же спокойный голос. — Феминистку, — пояснил он немного позже уже с оттенком юмора.
— Очень смешно, — выдохнула она, в последний раз наваливаясь на педали.
Дженнифер сейчас, наверное, болтает с Барбарой или читает книжку, почти с завистью подумала Патриция. После ланча они с Роном пойдут купаться или кататься на лошади, и мне разрешат немного отдохнуть, а потом опять начнется это мучение.
Прошло уже три недели с тех пор, как ее выписали из больницы, и шесть дней после приезда дочери. Теперь у Патриции было новое расписание тренировок, и, хотя она была не очень с ним согласна, ей оставалось только подчиниться. Она могла общаться с дочерью утром и днем, если только Дженни не уезжала куда-нибудь с Роном или Барбарой. Они, правда, всегда встречались за обедом, и Дженнифер, поглощая аппетитные блюда, приготовленные миссис Стейн, рассказывала матери о том, как она провела день. Патриция терпеливо слушала и, стараясь не завидовать, давилась предназначенной для нее пресной и невкусной диетической пищей.
По вечерам Патриция отдыхала в ортопедическом кресле и наблюдала, как Дженни, сидя у Рона на коленях, читает ему какую-нибудь из своих детских книжек или смотрит телевизор. И каждый раз, когда она видела их вместе, Патриция все больше и больше убеждалась в том, что они прекрасно ладят друг с другом, и что ее дочь, которую она всегда считала довольно необщительным и замкнутым ребенком, полностью доверяет этому чужому человеку. Дженни просто сияла от счастья, когда Рон сажал ее к себе на колени и рассказывал что-нибудь забавное, когда он брал ее на руки, чтобы посадить на лошадь или когда просто обнимал и прижимал к себе.
— А Дженнифер очень похожа на вас, — сообщил он как-то Патриции. — Она так аккуратна, так серьезно относится к своим куклам и книгам. Все у нее всегда разложено по полочкам, все очень логично и правильно. Но под этой внешней рассудочностью скрыто воображение художника.
Он изучающе посмотрел на Патрицию и прибавил:
— Но, конечно, она гораздо доверчивее вас.
— У нее гораздо меньше опыта, — пожала плечами Патриция.
— Знал, что вы это скажете, — отозвался Рон. — В чем-то я согласен с вами, но все же мне кажется, что лучше время от времени получать неприятные сюрпризы, чем постоянно их ожидать. Это способно отравить и лучшие мгновения жизни, не так ли?
— Ох, не знаю, — сказала Патриция. — Не так давно я как раз получила один такой неприятный сюрприз. Уверяю вас, я его никак не ожидала.
— Да, пожалуй, — ответил он и с улыбкой оглядел ее. На уже успевших покрыться загаром руках и ногах все еще можно было заметить синие кровоподтеки.
Анжела, которая приехала вместе с Дженни, успев за три дня рассказать Патриции все последние новости и осмотреть дом от подвала до чердака, вернулась в Пенсаколу. У нее были большие планы на лето: она собиралась кое-что подремонтировать в квартире, купить новую машину и дописать роман, над которым работала последние несколько месяцев. Патриция, которой уже давно было совестно отрывать подругу от ее собственных дел, была рада, что у Анжелы появится наконец возможность пожить в одиночестве. Вместе с этим ей было грустно и немного беспокойно оттого, что теперь они с Дженни надолго останутся на попечении совершенно чужого им человека.
Патриция уже могла немного передвигаться без костылей и в свободное время бродила по дому в поисках какого-нибудь занятия. Но ее поиски были тщетны — Рон хорошо позаботился о том, чтобы ей даже нечего было почитать. Он хотел, чтобы она поскорее разобралась в чертежах и планах Соснового берега и принялась за работу по проектированию. Для этого в специально отведенной комнате стоял удобный и прекрасно оборудованный чертежный стол, на котором лежали все необходимые принадлежности и карты.
Рон уже однажды свозил ее на место и показал, как обращаться с его «джипом», на тот случай, если он сам будет занят. Он несколько раз принимался обсуждать с ней проблемы проектирования, и его притворная неосведомленность в данном вопросе выдавала его желание вызвать Патрицию на серьезный разговор. Патриция только отшучивалась и делала вид, что пока это все ее не очень интересует. На самом деле она уже давно обдумывала работу, но натолкнулась на неожиданное для себя препятствие, в чем ей пока не хотелось признаваться.
Как игроку, Патриции неоднократно приходилось жаловаться на то, что во время соревнований у женщин и мужчин изначально неравные возможности. И только сейчас, когда она сама должна была из участка земли сделать поле для гольфа, она поняла, что в этом-то и состоит основная сложность работы. Мало того, теперь ей казалось, что это практически невыполнимо. Она выяснила, что каждую лунку можно спроектировать только с расчетом либо на более сильных и высоких мужчин, либо на менее высоких и физически более слабых женщин. Видимо, с этой дилеммой сталкивался каждый проектировщик, только обычно она решалась в пользу мужской половины участников. Иначе говоря, спроектировать поле так, чтобы обеспечить изначальное равенство возможностей, можно было только, если для женщин и мужчин сделать различные нормативы или разное расстояние до цели.
И не только это обстоятельство не давало ей сдвинуться с мертвой точки — было еще по крайней мере две проблемы. Во-первых, как инженер-проектировщик она не имела ровно никакого практического опыта и совершенно не представляла себе, как решать некоторые технические вопросы. Во-вторых, она действительно очень боялась, что вмешательство людей, действующих по ее указаниям, нарушит природный баланс и уничтожит естественную красоту Соснового берега. И ей было просто страшно брать на себя такую ответственность.
Так Патриция проводила день за днем, равно страдая от боли в натруженных мышцах и от затянувшейся постоперационной депрессии. Она мучилась от безделья, но из-за сомнений и неуверенности не могла заставить себя приняться за работу.
Рон уже несколько раз возил ее в Нью-Орлеан к доктору Майеру. Прославленный хирург не изменил своего мнения относительно будущего Патриции — он был все так же уверен, что путь в большой спорт его пациентке закрыт раз и навсегда. Это убеждение профессионального спортивного врача очень сильно действовало на Патрицию, временами приводя ее просто в отчаяние. Она никак не могла решить, кому стоит больше верить — Рону Флетчеру или доктору. Иногда уверенность Рона воодушевляла ее, и тогда она начинала тренироваться с удвоенной энергией, но потом, вспомнив о приговоре Майера, она опять падала духом. Гораздо сильнее боли ее мучила мысль о том, что все ее труды и мучения могут оказаться напрасными.
Рон прекрасно понимал, чем объясняется подавленное и раздраженное состояние Патриции. Сам в свое время прошедший через все тернии посттравматической реабилитации, он знал, что ей поможет только правильно выбранная физическая нагрузка в сочетании с осмысленной деятельностью, которая позволит ей опять поверить в себя. Он надеялся, что через некоторое время она сама осознает эту
