Я проснулась в больнице, моя кровать стояла за белой хлопковой занавеской. В комнате было спокойно, но всё-таки странно. Мои руки и пальцы дрожали, а в голове всё ещё царила полная неразбериха. Лекарства, с покорностью отметила я.
Другое лицо склонилось надо мной. Доктор Хоулетт улыбнулся, но не настолько, чтобы показать зубы.
— Ты сильно ударилась, юная леди. Много синяков, но никаких переломов. Медсестры вкололи тебе ибупрофен, и я дам тебе рецепт прежде, чем отпустить. Несколько дней будешь чувствовать слабость. Учитывая обстоятельства, я бы сказал: считай, что тебе повезло.
— А Хэнк? — удалось мне спросить, мои губы были сухими как бумага.
Доктор Хоулетт покачал головой, выдав громкой, но короткий смешок. — Тебе это не понравится, но на нём ни царапины. В это сложно поверить.
Сквозь туман в голове я попыталась думать. Что-то не сходилось. И затем я вспомнила.
— Нет. Он порезался. У него сильно текла кровь.
— Ты ошибаешься. На Хэнке было больше твоей крови, чем его собственной. Тебе досталось больше всего.
— Но я видела, как он…
— Хэнк Миллар в отличном состоянии, — перебил он. — И ты тоже будешь, как только рассосутся швы. Когда медсёстры закончат проверять повязки, ты можешь идти.
Где-то в глубине я знала, что должна запаниковать. Было слишком много вопросов и слишком мало ответов.
Свет задних фар. Авария. Ущелье.
— Это поможет, — сказал доктор Хоулетт, неожиданно вколов мне что-то в руку.
Жидкость из иглы потекла в мою кровь слабым потоком.
— Но я ведь только что очнулась, — пробормотала я, мной овладела приятная химическая усталость. — Как я могу быть в порядке? Я не чувствую себя в порядке.
— Дома ты восстановишься намного быстрее, — хихикал он. — Здесь медсёстры будут тыкать и колоть тебя всю ночь.
Всю ночь?
— А разве уже вечер? Но ведь был полдень. Я даже не пообедала перед тем, как Хэнк забрал меня из медицинского класса.
— Тяжёлый был день, — сказал доктор Хоулетт, довольно кивая.
Под действием наркотиков я хотела кричать. Вместо этого просто выдохнула.
Я положила руку на живот. — Чувствую себя забавно.
— Тест МРТ подтвердил, что у тебя нет внутреннего кровотечения. Побереги себя следующие несколько дней, и ты будешь в порядке в мгновение ока. — Он игриво сжал мое плечо. — Но не могу обещать, что в скором времени ты решишься сесть в машину.
Где-то в этом тумане я вспомнила про маму.
— Хэнк с моей мамой? Она в порядке? Можно мне её увидеть? Она знает об аварии?
— Твоя мама быстро идет на поправку, — заверил он меня. — Она все еще находится в отделении интенсивной терапии и не может принимать посетителей, но к утру её переведут в отдельную палату. Тогда ты сможешь вернуться и навестить её. — Он наклонился, как бы делая меня своей сообщницей. — Между нами, если бы не было такой волокиты, я бы позволил тебе её увидеть. У нее было довольно неприятное сотрясение с потерей памяти, когда Хэнк принес её сюда. Но я думаю, всё обойдётся. — Он погладил меня по щеке. — Удача сопутствует вашей семье.
— Удача, — вяло повторила я за ним.
Но во мне росло тревожное чувство, подсказывающее, что удача не имеет никакого отношения к нашим выздоровлениям.
И, возможно, к несчастным случаям тоже.
Глава 26
Доктор Хаулетт наконец разрешил мне идти, и, сев в лифт, я направилась вниз в главный холл. По дороге я набрала номер Ви. Домой ехать было не на чем, и я надеялась, что еще не слишком поздно и мама Ви позволит ей выручить оказавшуюся в беде подругу.
Лифт остановился, и двери плавно открылись. Телефон громыхнул где-то у ног.
— Привет, Нора, — сказал Хэнк, стоя прямо передо мной.
Прошло не меньше трех секунд, прежде чем я смогла совладать с голосом.
— Тебе наверх? — спросила я, надеясь, что голос звучит спокойно.
— На самом деле, я искал тебя.
— Я спешу, — извиняющимся тоном произнесла я, подбирая с пола телефон.
— Я подумал, что тебя надо подбросить домой. Тут один из моих парней завез мне арендную плату из салона.
— Спасибо, но я уже позвонила подруге.
Его улыбка была неестественной.
— По крайней мере, позволь проводить тебя до дверей.
— Сначала мне нужно в туалет, — увиливала я. — Пожалуйста, не жди. Я в порядке, правда. Уверена, что Марси не терпится тебя увидеть.
— Твоя мама наверняка была бы рада, если бы я убедился, что ты дома и в безопасности.
Его глаза были воспаленными, он просто олицетворял собой усталость, но я ни на минуту не сомневалась, что роль скорбящего бойфренда тут ни при чем. Доктор Хаулетт мог сколько угодно настаивать, что Хэнк приехал в больницу невредимым, но я-то знала правду. Из этой аварии он вышел в еще более худшем состоянии, чем я. Даже хуже, чем можно было в этой аварии пострадать.
Его лицо напоминало мясной фарш, и хотя его нефилимская кровь исцелила его почти мгновенно, с того самого момента, когда он привел меня в чувство и я успела бросить на него размытый взгляд, я знала, что что-то произошло с ним уже после того, как я потеряла сознание. Он мог отрицать это хоть до второго пришествия, но его состояние в тот момент напоминало истерзанное тиграми.
Он был изможден и измучен, потому что сегодня он сражался с группой падших ангелов. По крайней мере, это было моей текущей рабочей версией. В череде мысленно прокрученных мной событий это было единственное объяснение, которое имело смысл.
У меня было ужасное чувство, клокочущее внутри меня. Одно-единственное, которое пришло мне в голову после анализа произошедшего и теперь болталось на задворках сознания с тех пор, как Хэнк появился в школе. Что если Хэнк был на самом деле инициатором всех событий, произошедших за день? Мог ли он столкнуть мою маму с лестницы? Доктор Хаулетт сказал, что она страдает от первичной амнезии, которую мог устроить ей Хэнк, чтобы заставить забыть правду. Потом он забрал меня из школы… для чего? Что я пропустила?
— Чувствую запах паленой резины, — сказал Хэнк. — Думаешь о чем-то очень сложном.
Его голос выдернул меня в настоящее. Я смотрела на него, страстно желая считать мотивы из его поведения. Именно тогда я поняла, что его взгляд был так же устремлен на меня. Он был таким пристальным, что практически вводил в транс.
К каким бы заключениям я не собиралась прийти, все они уплыли. Мой разум как будто опрокинулся. Внезапно все мои мысли рассредоточились, и я не могла вспомнить, что обдумывала. Чем сильнее я пыталась вспомнить, тем больше мыслей погружались в пучину подсознания.
Вокруг моего разума как будто простерся кокон, отгораживая любую познавательную способность мозга. Это происходило снова и снова. Запутанное, тяжелое ощущение, что ты не можешь контролировать
