На лицах заиграли улыбки.
— Ты бы шевелился быстрей, Козел Боевой, — заметил каменщик, — чем шутки бестолковые затевать!
— Эх, милок! Мастер ты, мастер, а того не ведаешь, что без моих шуток Скала заснет на ходу, как осел Ходжи Насреддина. Не слыхал, как ишак у него задремал средь дороги и ни шагу, хоть убей? Шел мимо мастер вроде тебя, только не каменщик, а лудильщик. Видит — беда. И говорит: могу, дескать, помочь. Смажь ему под хвостом скипидаром, побежит как миленький. Сказано — сделано. Осел взревел — только его и видели. Как же теперь его догнать, пригорюнился Ходжа. Тем самым способом, говорит лудильщик. Сказано — сделано. Ходжа как пустился бегом и остановиться не может. Домчался до своего двора, носится вокруг дома. Выскочила жена. Что, мол, стряслось, куда ты несешься? Некогда мне с тобой растабарывать, кричит Ходжа на бегу. Хочешь со мной поговорить — обратись к лудильщику.
Смех разобрал рабочую братию. Побросали рычаги, веревки. Один на землю упал от хохота. Скала смеется. И каменщик не выдержал.
— Ах, чтоб тебя, шута…
— То-то же, — проворчал погонщик, подбирая постромки. — А то все Козел да Козел!..
Скала перевел дух и снова впрягся в лямку. Подручные взялись за гужи да ваги. Как ни старались, глыба ни с места.
— Трех ишачьих сил на сей раз маловато, — радостно заголосил погонщик. — Видать, без меня не стронуть.
Богатырь откликнулся на удивление добродушно:
— Верно, Козел Боевой. Ты нас смехом обессилил, тебе и помогать. Только не кудахтай, что курица: прежде, чем яйцо снести, на всю деревню шум поднимаешь.
Боевой Козел подбежал к слегам, поплевал на руки. Уперся в камень.
— Взяли!
Глыба не шелохнулась. Силач, давно приметивший восхищенные взгляды мальчишек, поманил их пальцем:
— Давайте сюда!
Мальцы подлетели с готовностью. Он сгреб их одной рукою, посадил к себе на плечо. Навалился всем весом на лямку — они услышали, как его спина налилась железом. И глыба пошла, пошла вверх по полозьям.
Когда камень привалили на место, Скала ссадил мальчишек с закорок. Потрепал по щеке одного, другого. Огромной, как у медведя, лапой.
— Молодчики! Без ваших сил одной козлиной было б мало!..
— Глядите, братья, никак Гюндюз-алп скачет?
От тени рожковых деревьев на другом краю ущелья отделилась ватажка всадников.
— За работу! — призвал старший каменщик.
Скала взялся за лямку, крестьяне за рычаги да веревки. Боевой Козел собрал постромки, погнал мулов к каменоломне.
Гюндюз осадил коня у самых слег.
— Много ли осталось, братья?
— Два камня уложить. А потом раствор, — ответил каменщик.
— Не выйдет. Враг в фарсахе отсюда…
Работники остановились.
— Всем, кому нужно, стоять по местам. Остальным — дай бог ноги!
Видно, Гюндюз привык больше слушать, чем говорить. Движения скупы, губы плотно сжаты. Окинув зоркими, немигающими, как у беркута, глазами ущелье, спросил:
— Из деревни все ушли?
— Еще с вечера, — отозвался кривоносый седоусый грек в синей рубахе. — Только вот теща его, — он показал на молодого крестьянина с рычагом, — заартачилась. Говорит, и в османском войске люди. Что они сделают старухе немощной?.. А с нею и жена его осталась.
Гюндюз стиснул зубы. В ушах его снова зазвучали слова Абдуселяма, сказанные на последнем совете: «Вторую деревню без боя оставляем на поток и разграбление. И обе греческие. Как бы их душу враг не попутал!» Деде Султан ответил тогда: «Главное — люди были бы живы. А разобьем врага, деревни всем миром отстроим. Так и скажи тем, кто смущается».
Конь закрутился под Гюндюзом. Видно, ненароком прижал ему бока. Он развернул коня на месте. Подъехал к парню, застывшему с рычагом на плече.
— Враг пощады не знает… У тебя времени в обрез. Чтоб спасти жену. — Оглянулся на своих всадников: — Омер! Поможешь ему! Вернетесь по верхней тропе. К камнемету!
От ватажки отделился длинный туркмен на темном с белой лысиной коне.
— Будет сделано, брат Гюндюз!
Обогнул стенку, поставленную близко к проходу, показался за преградой, подскакал к слегам с той стороны. Обрадованный крестьянин взбежал на стенку, вскочил коню на круп. Гюндюз махнул рукой страже. Загородку оттащили с дороги, и конь с туркменом и греком на спине застучал копытами навстречу османскому войску, чтоб вскоре свернуть вправо, к видневшимся на склоне домикам деревни Балыклыова. Оставшиеся долго следили за ним взглядом.
— А ты как сюда попал, сын Хатче-хатун? — раздалось над головами мальчишек.
— Привел доброезжую кобылицу, — по-взрослому, без смущенья ответил Доганчик. — Разве ты, Гюндюз-алп, не велел привести тебе всех лошадей?
— Велел. Да не сюда же!
Гюндюз понимал: мальчишки, как всегда, летят на огонь, что мотыльки. Но что он скажет своему старому другу Догану, сражающемуся в горах Джума, как взглянет в лицо предводительнице сестер Истины, если с их сыном что-нибудь стрясется? Гюндюз рассердился, спросил грозно:
— А это еще чей?
Ставро потупился. Залился краской. И ни слова. Молчит, как соловей, наевшийся тутовника.
— Мой друг Ставро, — ответил за него Доганчик. — Сын артельщика рыбацкого!
— Гюндюз-алп! Гюндюз-алп! — позвал один из всадников.
Все оглянулись. На верхнем ярусе приспособленного под крепость гребня взлетал и опускался белый бунчук на длинном копье. Дозорные заметили передовой отряд османского наместника.
— Лишние по двое на коня! И в горы! — приказал Гюндюз. — Остальные по местам! — Он обернулся к богатырю. — Тебя, Скала, ни один конь далеко не унесет. Ступай, пока не поздно, верхней тропой к камнемету. И этих возьмешь с собой. — Он кивнул на мальчишек.
— Дозволь и его взять, — взмолился Скала, указывая на еле видного из-за высокорослых ослов погонщика.
— Верно, брат Гюндюз-алп, — подхватил высоким тонким голосом Боевой Козел. — Без меня Скала ни за чох пропадет!
Гюндюз не улыбнулся. Махнул рукой: как знаете, мол. Добавил только:
— За мальчишек отвечаешь головой!
Развернул коня, поскакал вместе с ватажкой к проходу, прикрытому стенкой, выехал к первой преграде и полетел вдоль нее, что-то крича на скаку ратникам у каменных куч, копейщикам и сабельным бойцам у загородки на дороге, стрелкам и метателям на скальном гребне.
Тяжело дыша, они вчетвером, если не считать двух мулов, с коими погонщик ни за что не хотел расстаться, добрались наконец по узкому козьему лазу до площадки, где был установлен камнемет. Отсюда была хорошо видна скала по ту сторону Орехового ущелья, а справа — каменные преграды под деревней. У первой из них уже шла схватка. Она была недолгой: передовые османские лучники наткнулись с ходу на груды камней и ощетинившуюся копьями и косами загородь поперек дороги. Обстрелянные из естественных бойниц в высокой гряде, они развернули коней, выпустили наугад по две-три стрелы и пустились назад к главным силам.
— Слава Иисусу Христу! — перекрестился у катапульты рыжий грек. Хоть был он без бороды, без
