«Обожаю Нью-Йорк», — и никто не скажет в ответ: «Но ты же его ненавидел, и все пять лет, что ты там прожил, ты только и делал, что плакался, как тебе плохо». Новая жизнь через новые уши.
Я подумала про сто семьдесят восемь мужчин Констанс, и мне вспомнилась Тина — исходя от противного. С Тиной мы подружились в школе. Только потому, что сидели с ней на математике. Мы три, на заднем ряду: я, Тина и Азра. Иначе мы с Азрой и не обратили бы на нее внимание. Тина вышла замуж в девятнадцать лет, за первого же мужика, который лишил ее девственности. Его звали Фил, и он был вполне безобидным и тихим пилотом вертолета. Но меня это убило. Хотелось сказать ей: «Не надо», — но она была так непреклонно счастлива, что у меня просто язык не повернулся. У Азры, к примеру, за один только вечер было в два раза больше волнующих приключений («К нему в гости приехал брат. Такой милый. Так вежливо попросил…»). У меня было стойкое подозрение, что до Фила Тина даже ни с кем не целовалась. Она была вполне симпатичная и привлекательная, но у нее были очень строгие родители, и она была девушкой скромной и очень застенчивой. Мы хорошо погуляли на свадьбе, потому что на свадьбах всегда хорошо и весело, но нам было ее жалко. Это было так тягостно… Как будто кто-то на твоих глазах умирает от рака. Жизнь закончилась в девятнадцать. После свадьбы они переехали жить на Мальту.
Как-то так получилось, что мы перестали общаться с Азрой. Когда кончается дружба — это всегда очень грустно. Тогда я еще не понимала, почему это грустно, во потом поняла: потому что все происходит само собой, и от тебя ничего не зависит. Дело не в том, что ты редко звонишь или что выбираешь рождественскую открытку из самых дешевых. И еще я поняла, что мы с Азрой дружили только потому, что вместе сидели на математике. На самом деле Азре никто не был нужен. У нее была грудь. Лучшая грудь во всей школе — по общему мнению. И как всякая девушка, обладающая ярко выраженным эротично-грудным превосходством, она только и думала, как бы выставить напоказ свое богатство; когда Азра рассеянно пялилась в одну точку на математике, я подозреваю, что она пыталась придумать какой-нибудь благовидный предлог, чтобы сверкнуть своей грудью на теории множеств.
Хотя, с другой стороны, Азра перестала общаться со всеми; не только со мной. Как и Хейди, она была самовластной царицей мужских сердец — хотя, конечно, масштабом помельче. Вполне приличные, респектабельные мужики едва не дрочили на улице, когда она проходила мимо. А чего хочет женщина, у которой и так все есть? Она хочет принадлежащего другим женщинам. Нас всех не раз предупреждали, что женатый мужчина — это не вариант, но что толку? Нас всех не раз предупреждали, что служебный роман — это тоже не вариант, но опять же, что толку?
В итоге (и этого следовало ожидать) Азру взбесило, что ее женатый мужчина женат. Она была женщиной оригинальной и не признавала стандартных мер. Она не звонила жене своего любовника. Не лила кислоту на его машину. Не подкидывала к нему в сад крупных дохлых животных, от которых хлопотно избавляться. Не подряжала наемных убийц. Нет. Она просто поехала в отпуск.
Она узнала, куда и когда едет в отпуск ее любовник, и когда мистер Женатик с женой и детьми подошел к стойке регистрации в аэропорту, Азра, со своим элегантным чемоданом, встала в очередь сразу за ними. Она не выкрикивала оскорбления и не швыряла в любовника тяжелыми предметами — хотя подобное антиобщественное поведение доставляет немалое удовольствие тебе лично (и малоприятно объекту твоих нападок), сотрудники аэропорта наверняка примут меры, чтобы пресечь безобразие. Но никто никогда не станет привлекать защитников правопорядка, если ты тихо и смирно стоишь за спиной у неверного мужа и ждешь своей очереди на регистрацию.
Мистер Женатик видит Азру и обмирает от ужаса. Что у нее на уме? Она хочет устроить скандал? Или это просто кошмарное совпадение? Он не знает, что делать. Его тихому мирному существованию грозит полное уничтожение. Он знает, на что способны обманутые жены. Он понимает, что чувствует муравей, когда над ним нависает тень от человечьей ноги. Самое обыкновенное ожидание в очереди вдруг превращается в суровое, страшное испытание. Бедняга весь мокрый от пота, он на грани истерики, но пока еще держится — из последних сил. А когда встревоженная жена интересуется, что случилось, он даже не может выдавить: «Ничего». Сотрудница авиакомпании, регистрирующая билеты, серьезно задумывается: стоит ли пускать в самолет человека в таком состоянии. Или присутствие Азры — это всего лишь предупреждение? Он украдкой оглядывается, видит, что Азра уже регистрирует свой билет, и понимает, что сегодняшний день будет не самым приятным днем в его жизни.
Его слегка ободряет молчание Азры. Если она собирается изобличить его перед супругой, то зачем ждать? Но ему все равно очень не по себе, и он даже подумывает о том, чтобы отменить поездку. Его благоверная наблюдает за ним с подозрением и полным отсутствием всяческого сочувствия, на каковое способны только законные жены. Если он сейчас скажет, что никуда не поедет, его неминуемо обвинят, что он злобно бросает семью ради того, чтобы провести больше времени со своей любовницей, потому что жена все знает; она не знает, что это Азра, но знает, что кто-то у мужа есть. Да и как же не ехать… все- таки жалко потраченных денег.
Это больше всего раздражает в женатых любовниках: у них вечно нет денег. Они будут занудно бубнить весь вечер, сколько уходит на выплаты по закладной и на уроки балета для дочек, пока ты не предложишь самой заплатить за ваш ужин.
Они летят на Ибицу, и мистер Женатик томится дурными предчувствиями и опасается за свое будущее. Он зарабатывает далеко не так много, как ему хотелось бы, но у родителей жены есть участок земли в Пертшире, где растут молоденькие деревца, которые лет через двадцать превратятся в большие деревья и обернутся кругленькой суммой. Других утешений в ближайшие десятилетия не предвидится. В аэропорту на Ибице Азра исчезает, и мистер Женатик с тяжелым сердцем тащится к себе в отель. На следующее утро, когда все семейство выходит на пляж, появляется Азра. Она располагается рядом и представляется жене:
— Я Азра. Наверное, он вам обо мне рассказывал.
Семейство переезжает в другой отель на другом конце острова. Не проходит и четверти часа, как там появляется Азра. Мистер Женатик борется с кризисом, лежа в затемненном номере, куря сигареты одну за другой и рыдая в голос, пока жена и любовница беспечно болтают у бассейна. На четвертый день Азра вдруг исчезает. Предположительно, ей надоело бороться.
Вернувшись домой, мистер Женатик утешается тем, что в худшем случае он проживет еще лет пятьдесят и что хуже уже не бывает, и тут к нему приходят из полиции, чтобы задать пару вопросов об исчезновении Азры. Все ее вещи так и остались в отеле на Ибице. В последний раз ее видели там же.
Выбравшись из бассейна, я снова присоединилась к Констанс. Плечи приятно побаливали после плавания. Янош с Серджио ушли изводить Рутгера. Мне было так хорошо и спокойно. И тут я услышала, как Констанс прочищает горло. Когда кто-то откашливается один раз, это еще ничего не значит. Но когда кто-то откашливается два раза подряд — это явно вступление к разговору.
— Оушен, все говорят, что с тобой можно поговорить.
— Да?.. — А я и не знала. Наверное, это был комплимент: хотя «все говорят, что с тобой можно поговорить» — не такое уж и выдающееся достижение.
— Я вот все думаю…
— Ты, случайно, не собираешься в чем-то признаться?
— Нет, но мне нужно, чтобы ты мне сказала, что я глупая дура.
— Ну, если ты так настаиваешь.
— Нет, ты сперва выслушай. Я была поздним ребенком и стеснялась, что мама такая старая. И когда меня спрашивали, сколько лет моей маме, я всегда убавляла ей десять лет. И постепенно вбила себе в голову, что если я расскажу кому-нибудь про ее настоящий возраст, то с ней обязательно что-то случится. Что-то по-настоящему страшное. И вот ей исполнилось шестьдесят пять.
— А зачем ты мне это говоришь, если боишься, что с ней может что-то случиться?
— Я сказала еще одному человеку.
— И что-нибудь случилось?
— Она умерла. Скажи мне, что это нелепо и глупо, что я считаю себя виноватой.
— Это нелепо и глупо.
В клубе стояли мощные усилители, так что музыка гремела и оглушала. Мы были за сценой, сравнивали, у кого какой лак для ногтей, и не слышали выстрелов. Но постепенно мы сообразили, что что-то явно не так: публику поспешно выпроваживали из клуба, и в зале происходило что- то необычное. Как нам потом рассказали, в клуб на первое представление пришла группа товарищей из
