– Неправда! Я уже говорила вам, что весь вечер провела со знакомыми…
Инспектор полиции тяжко вздохнул.
– Давай не затевай всю историю сначала. За это время могла бы выдумать что-нибудь и получше.
– Но я была…
Он не дал ей договорить.
– Ты была в «Таверне». Ресторан расположен на Рейнской дамбе, самое большее десять минут ходу до дома сто двадцать семь по Рейналле. Так что ты запросто могла нанести визит убитой. – После короткой, но многозначительной паузы он закончил свою мысль. – Тем более что ты покидала ресторан на добрых полчаса.
– Неправда!
Инспектор полиции с осуждением покачал головой и сказал с наигранным добродушием:
– Да, Лилиан, от тебя я ждал большего. Такое неумелое вранье не спасет тебя, наоборот, только погубит. Твои свидетели, как их там зовут? – Он покопался в бумагах. – Господин Керст и фройляйн Фибиг показали не в твою пользу. Они оба хорошо помнят, что ты исчезала из «Таверны» не меньше чем на полчаса.
– Нет!
– И гардеробщица наблюдала за тобой, когда ты направлялась не в садик, а в сторону улицы! Что скажешь на это?
– Я… Мне было нехорошо, я слишком быстро выпила аперитив… И хотела выйти на свежий воздух… но я не могу себе представить, чтобы я так долго отсутствовала.
– Ах, так? Не можешь? – Бледное и постоянно мрачное лицо инспектора вдруг радостно оживилось. – А зачем ты тогда вчера, стоило мне уйти, звонила в Мюнхен господину Тоглеру? Зачем умоляла его скрыть факт твоего отсутствия? Э-э, зачем?
Красивое лицо Лилиан Хорн застыло, словно трагическая маска.
– Я больше ни слова не скажу, – прошептала она.
– Как хочешь, – неожиданно дружелюбно согласился инспектор, – выспись хорошенько. Завтра продолжим разговор.
Когда Лилиан Хорн увели, он еще раз углубился в заключение Института судебной медицины.
12
В ночь на понедельник погода изменилась – прошумел летний дождь, и стало прохладней. Джо Кулике вошел в лабораторию, где Михаэль Штурм уже что-то внимательно рассматривал под микроскопом. Джо принес парчовое платье, в котором Лилиан Хорн была в ночь убийства, и ее золоченые туфельки.
– Похоже, шикарная особа, – сказал он и поднял высоко вверх маленькие шелковые трусики, которые вынул из кармана брюк, – ну не прелесть?
– Только не становись фетишистом!
Джо засмеялся.
– Ишь, куда хватил! Не-ет, я просто несу тебе ее барахлишко от химиков. Репке не обнаружил никаких следов крови – что ты теперь скажешь?
– Положи вещи вот сюда на табуретку. Я потом их сам еще раз посмотрю.
– Значит, не доверяешь мне? Ну, я на тебя не сержусь. Знай только, что старый добрый Репке не настолько умен, чтобы хоть в чем-то отойти от предписанных ему правил.
Тут в дверь заглянула секретарша профессора.
– Господин Штурм, пройдите, пожалуйста, в приемную. Они привезли нам арестованную. Ту самую, о которой пишут все газеты, – Лилиан Хорн!
– Я тоже пойду! – воскликнул Джо Кулике. – И мне хочется на нее посмотреть! – Уже в коридоре он спросил: – Ты хоть представляешь себе, что мы должны с ней делать?
– Если бы ты читал заключение профессора Фабера, то знал бы, что у преступницы могут быть на пальцах следы от порезов. Если она, конечно, была без перчаток. Невозможно сделать голым лезвием такой глубокий разрез без того, чтобы не пораниться самому.
– Значит, сейчас будет самое главное! – Джо Кулике наклонился к коллеге и шепнул ему: – Не хочешь ли еще раз обдумать мое предложение?
Михаэль Штурм остановился и посмотрел на коллегу.
– Разве ты убежден, что Лилиан Хорн – преступница?
– Ах, оставь. – Джо потупил беспокойно забегавшие зеленые глаза. – Я знаю об этом деле столько же, сколько и ты, а, может, даже меньше.
– Тогда я не понимаю…
– Да все страшно просто. – Джо Кулике оглянулся, не слышит ли их кто-нибудь, но секретарша ушла уже далеко вперед, все двери были закрыты, и они стояли в коридоре одни. – Понимаешь, возможно, есть что- то, доказывающее вину Лилиан Хорн, и мы должны это что-то выявить. На одежде ничего нет, она абсолютно чистая… между прочим, если она действительно это сделала, разве не были бы все ее вещи испачканы кровью?
– Ты забываешь про кашемировую шаль – самая мощная струя ударила туда, и если она сразу отскочила, то на ее одежду ничего и не попало.
