французский посол Кулондр, а в ноябре заменили британского посла Чилстона. В результате в этот чрезвычайно сложный период советских отношений со странами Запада и абсолютно низкого уровня германо-советских отношений граф Шуленбург по заведенному обычаю как старший по рангу становится дуайеном дипломатического корпуса в Москве[172] и получает более удобный доступ к людям, принимающим решения в Кремле.
Подготовка инициативы
Всю первую половину октября посол Шуленбург оставался как бы за кулисами служебных дел. Он следил за событиями, но не делал поспешных выводов, а 10 октября стал добиваться разрешения выехать в Берлин, где хотел выяснить намерения руководства рейха и обсудить свои дальнейшие действия с ответственными работниками министерства иностранных дел[173]. Представлять официальные отчеты он поручил второму человеку посольства, советнику Вернеру фон Типпельскирху.
Доклады, направляемые Типпельскирхом в октябре руководителю восточноевропейской референтуры политического отдела МИД доктору Шлипу и просматривавшиеся Шуленбургом, соответствовали инструкциям и интересам посла. Особое значение для подготовки дипломатической инициативы посольства имели донесения от 3 и 10 октября 1938 г.[174]
В них Типпельскирх отмечал, что «политика Литвинова потерпела полное фиаско» и что это не может «остаться без последствий для советской внешней политики». Советское правительство, с одной стороны, постарается вновь оживить пролетарский Интернационал и через народные массы повлиять на западные правительства, а с другой стороны, «еще сильнее, чем прежде, будет стремиться к повышению своей военной мощи». Возможно, заметил Типпельскирх, для этого потребуется увеличить импорт средств производства. Далее он писал: «Похоже, что из неудач советской политики Сталин сделал также и кадровые выводы. При этом я, естественно, в первую очередь думаю о Литвинове, прилагавшем во время кризиса напрасные усилия в Женеве. Мы имеем некоторые сведения о том, что советские руководители в период кризиса постоянно проводили длительные совещания, на которых якобы царили тревога и неуверенность... Сталин снова использует испытанный метод — будет искать козлов отпущения».
Этот прогноз, подтвердившийся семь месяцев спустя, вовсе не удивляет. По мнению германского посольства в Москве, уже тогда несостоятельность политики Литвинова, его отсутствие на долгих напря женных заседаниях во время кризиса, его бесполезные речи в Женеве давали достаточно оснований для предположения о его скорой отставке[175]. Еще более важной в свете дальнейшего развития представляется заключительная часть первого донесения Типпельскирха: «Если встать на путь политических спекуляций, то неизбежен вывод о том, что Советское правительство будет вынуждено пересмотреть свою внешнюю политику. И в первую очередь речь пошла бы об отношениях с Германией, Францией и Японией. Что касается нас, то в данном случае был бы возможен 0олее позитивный взгляд Советского Союза на Германию по той причине, что Франция обесценилась как союзник, а от Японии следует ожидать агрессивной политики... Все же я бы не хотел считать ошибочным предположение, что современная ситуация представляет благоприятные возможности для нового, более обширного экономического договора Германии с Советским Союзом».
Во втором донесении Типпельскирх сообщил о том, что нет никаких признаков, позволяющих судить об изменении в положении Литвинова и о направленности советской внешней политики. Посольство считает, что «пока советская политика будет придерживаться прежнего курса. Литвинов, конечно, предпримет попытку убедить Советское правительство в том, что проводившаяся им политика единственно верная, что ее необходимо продолжать и в будущем. При этом он, по-видимому, станет уверять в том, что Франция и Англия извлекут уроки из развития чехословацких событий и примут меры к тому, чтобы не оказаться еще раз вынужденными отступить перед притязаниями Гитлера. Литвинов, естественно, будет доказывать, что нельзя доверять заявлениям фюрера относительно отсутствия дальнейших территориальных требований в Европе. Примечателен тот факт, что, как считают Советы, заверения Гитлера не относятся к Украине... Литвинов станет... и дальше защищать свою политику коллективизма, убежденный в том, что рост влияния Германии, и прежде всего крах Чехословакии, повлечет за собой такое изменение в расстановке сил в Европе, при котором Советскому Союзу рано или поздно обязательно достанется определенная роль... Другими словами, Литвинов будет по-прежнему рекомендовать меры против агрессоров в надежде иметь больше успеха в следующий раз». По мнению Советского правительства, «война только отложена» и «Советскому Союзу в будущем уготована важная роль». Затем следовал «вывод о том, что Сталин и в дальнейшем будет стремиться укреплять свой военный потенциал».
Такая оценка якобы подтверждала точку зрения посольства, что «наступил благоприятный момент для заключения с Советским правительством нового экономического соглашения, которое уже давно готовит господин Шнурре». В заключение советник писал: «А потому хотел бы вновь предложить немедленно проработать соответствующим образом данный вопрос». И далее: «Должен добавить, что господин посол разделяет мою точку зрения и уполномочил меня выступить с данной инициативой».
А инициатива явилась следствием размышлений Шуленбурга о том, «что необходимо воспользоваться изоляцией Советского Союза, чтобы заключить с ним всеобъемлющее соглашение, первой ступенью которого была бы договоренность о товарообмене и предоставлении новых значительных кредитов»[176].
Тяжелое положение, в которое Гитлер вверг немецкую экономику, представляло собой благодатную почву для предложений подобного рода. Ибо правительство рейха лихорадочно искало выход. 13 декабря министр пропаганды Йозеф Геббельс в частном порядке записал, что «финансовое положение рейха... катастрофическое. Мы должны искать новые пути. Дальше так не пойдет. Иначе мы окажемся на грани инфляции»[177].
В то время как Типпельскирх передавал эти предложения Шлипу, посол обдумывал общие контуры бесед, которые он намеревался провести в Берлине. Ведь предстояли сложные и долгие разговоры. 24 ок тября Шуленбург писал фрау фон Дуберг в Берлин: «Я ужасно рад предстоящей возможности вновь увидеть тебя.... но на этот раз у меня будет очень мало времени»[178]. Пробыть в Берлине он планировал с 31 октября по 11 ноября. Однако вначале нужно было на «2 дня остановиться в Варшаве и кое-что обсудить с Мольтке»; затем в его «распоряжении оставалась целая неделя в Берлине», во время которой «предстояло многое сделать». Посла беспокоило, что на запрос относительно командировки «все еще не поступил ответ из Берлина», но он надеялся, что там не будут «чинить препятствий». Запись посла от 27 октября свидетельствует о том, что он не получил официального раз решения на остановку в Варшаве, а потому не мог в тот период обменяться мнениями со своим коллегой, германским послом в Варшаве, Г. А. фон Мольтке, который, как и он сам, являлся представителем «старого» ведомства. Командировка в Берлин Шуленбургу была разрешена с 31 октября по 12 ноября. Дни со 2 по 10 ноября посол провел в столице.
Во время подготовки к беседам в Берлине Шуленбург составил и скрепил подписью «Докладную записку»[179], датированную 26 октября 1938 г. Записка начинается словами: «Я намерен в ближайшее время обратиться к Председателю Совета Народных Комиссаров Молотову с тем, чтобы попытаться достичь урегулирования вопросов, осложняющих советско-германские отношения». Как справедливо заметил Шорске, «полное игнорирование Шуленбургом Литвинова с целью прямого выхода на Молотова было совершенно неожиданным». Между тем план переговоров, изложенный Шуленбургом в присущей ему строгой манере, не создает впечатления «дипломатической революции»[180]. Пунктом «А» предусматривались безотлагательные переговоры с целью достижения соглашения о торговле и платежах на новых, благоприятных для СССР условиях, в пункте «Б» говорилось об урегулировании некоторых осложняющих экономические отношения спорных проблем, а в пункте «В» речь шла о решении вопросов, связанных с арестом и имуществом немецких подданных (сюда относилось 400 случаев «исчезновения» граждан рейха).
Эти вопросы Шуленбург ставил перед компетентными советскими органами и в предшествующие годы. Новым было соединение предложений в обширную программу переговоров и прежде всего манера ее
